Атаман

Атаману доносили, что наиболее активно против него выступают генерал-лейтенант Дитерихс[65], генерал-майоры Акинтиевский, Пучков, Сукин, они — закоперщики, ядро заговора. Все остальные крутятся около них.

Мечта этих генералов была проста — выманить атамана из его столицы Читы и арестовать, а потом взять власть в свои руки. Узнав об этом, атаман только усмехнулся едко, сложил популярную фигуру из трех пальцев и потыкал ею в воздух:

— Вот!

Выкурить атамана из Читы, где все было подчинено ему, где контрразведка обнюхала каждый камень, каждую щель и все держала на прицеле, было невозможно. Атаман хорошо знал, что значит для него Чита и как опасно ее покидать.

Однако ожидал Семенова еще один удар: японцы собрались уходить из Забайкалья, поняли, что им здесь ничего не светит, около этого вкусного пирога копошится слишком много разного народа, и поэтому подданные микадо решили переместиться на восток, в район Хабаровска и Волочаевки и укрепиться там.

Эта новость повергла атамана в смятение. Он понял, что теперь вряд ли сможет удержаться в Чите и надо спешно подготавливать запасную площадку, куда бы в случае опасности можно было бы переместиться. Он просидел целый вечер за картой, перебирая один вариант за другим, и пришел к выводу, что лучшего места, чем старая, надежная, хорошо знакомая и обжитая станция Даурия, у него нет.

Но уйти просто так из Читы атаман не мог...

Погода опять испортилась. В Чите неожиданно куда-то исчезли птицы — ни воробья, ни вороны, словно они нырнули в снег и растворились в нем. Неожиданно одиноко, неуютно, пусто сделалось в большом городе.

Семенов появился у себя в кабинете рано утром — стрелки часов не приблизились к шести, — следом в кабинет вошел хорунжий Евстигнеев. Атаман хмуро глянул на лощеного полноватого хорунжего:

— Пошлите дежурный автомобиль за Таскиным.

Евстигнеев лихо щелкнул каблуками — он умел делать это бесподобно.

Через двадцать минут Таскин, заспанный, с узкими слезящимися глазами и мятым опухшим лицом, приехал в штаб.

— Сергей Афанасьевич... пора, — сказал ему атаман.

— Понял. — Таскин не удержался, зевнул, потянулся сладко; атаман услышал, как у него громко захрустели кости. — Приступаю к операции.

Через полчаса к внушительному, с толстыми крепостными стенами и узкими окнами-бойницами зданию Читинского государственного банка подъехали шесть грузовых автомобилей с солдатами, на рукавах у которых белели повязки.

Из здания выглянул вислозадый дедок, наряженный в старую форму с галунами, глянул вопросительно на офицера, стоявшего рядом с одетым в штатское Таскиным, которого дедок просто не заметил — для него значимой фигурой был офицер, — спросил надсаженным табаком голосом:

— Чего надо, вашбродь?

— Вы кто?

— Ночной комендант.

— Так вот, господин ночной комендант, вызывайте сюда управляющего.

— Зачем?

— Больно уж ты любопытный, дед. Баню сейчас топить будем.

Баня в госбанке действительно имелась. Управляющий, предвидя голодную и холодную пору, обзавелся кое-каким хозяйством, в том числе и баней. Дедок расплылся в улыбке:

— Баню я могу и без управляющего сгородить. Только прикажите!

Офицер поморщился недовольно, втянул в себя сквозь сжатые зубы воздух:

— Зови управляющего, старый хрен! У него на квартире есть телефон?

— Есть, есть.

— Исполняй приказание.

Через двадцать минут на взмыленном лихаче прибыл управляющий банком — бледный господин с водянистыми мешками под глазами и нервно подрагивающей верхней губой. Офицер сунул ему под нос бумагу, подписанную Семеновым:

— Читайте!

Управляющий захлопал глазами:

— Что это?

— Армия берет под свою охрану весь золотой запас, имеющийся у вас в банке.

— У нас он и так находится под надежной охраной, еще никто не покусился.

— Ваша охрана — это недоразумение. Прискачет какой-нибудь красный командир Пупкин с парой орудий, и вы, господин управляющий, драться за государственное золото не будете. Так и уплывет оно...

— Или заявится кто-нибудь из белых... — неожиданно насупился управляющий.

— Или кто-нибудь из белых, — подхватил офицер, фамилию его история для нас не сохранила, — из войска покойного господина Каппеля...

— А разве Калпель уже покойный? — полюбопытствовал управляющий. — Молодой ведь еще был...

— Недавно погиб. Провалился под лед, обморозил себе ноги, легкие, нутро и скончался.

— Не знал. — Управляющий сожалеюще покачал головой.

— Каппель погиб, а последователи его остались. Очень жадные, замечу, до всего, что блестит. Например, такой господин, как генерал Петров.

— Я с ним знаком лично. Неприятный господин, вы правы.

— Или чехи. Так что ведите в свои подвалы, господин управляющий, показывайте, что храните, мы вам расписочку потом нарисуем. Сергей Афанасьевич, — офицер повел подбородком в сторону Таскина, — будет все принимать по реестру.

— Но это... — верхняя губа у управляющего задрожала еще сильнее, — это же противозаконно! Атаману Семенову я не подчиняюсь.

Офицер усмехнулся.

— Между прочим, атаман Семенов — Верховный правитель России. Ему подчиняются все. — Офицер оглянулся на Таскина, словно за поддержкой, потом сделал призывный знак подчиненным: — За мной!