Атаман А. И. Дутов

С целью заручиться поддержкой союзников Дутов в тот же день встретился с командующим союзными войсками в Сибири французским генералом М. Жаненом, который записал в своём дневнике: «Дутов явился к завтраку в сопровождении киргизской охраны, одетой в меховые шапки и малиновые мундиры. Это любопытная физиономия: средний рост, бритый, круглая фигура, волосы острижены под гребёнку, хитрые живые глаза, умеет держать себя, прозорливый ум. Я не знаю, насколько он сведущ в военной тактике, но он должен уметь захватывать своих людей на сходах, дорогих сердцу казаков. Этим я объясняю себе его влияние. Он рассказывает нам о своих битвах во время революции, о своих партизанских операциях и о своём обратном наступлении после того, как большевики отбросили его в пустыню. Он просит у меня поддержки, чтобы обезопасить дальнейшую судьбу своей армии, так как думает, что его снимут с командования. Он говорит, что это ему безразлично, но важно, чтобы его казаки остались вместе и отдельным корпусом дошли до Москвы. Он рассказывает нам, между прочим, о своих расправах с железнодорожниками, более или менее сочувствующими большевикам. Он не колебался в таких случаях. Когда саботажник-кочегар заморозил паровоз, то он приказал привязать кочегара к паровозу, и тот замёрз тут же. За подобный же проступок машинист был повешен на трубе паровоза»

[1937]

. Если верить Жанену, Дутов уже в начале апреля догадывался или имел сведения о своей возможной отставке с поста командующего армией. В конце этого весьма насыщенного встречами дня Дутов совместно с Колчаком и чинами штаба Верховного главнокомандующего посетили благотворительный вечер в пользу оренбуржцев, проводившийся в гарнизонном собрании[1938]

.

11 апреля в 11 часов утра Дутов посетил Войсковую управу и Войсковой штаб Сибирского казачьего войска[1939]

. В этот же день состоялось долгожданное причисление атамана к Генеральному штабу[1940], произошедшее спустя десять с лишним лет после окончания им академии. Несмотря на то что это причисление было не чем иным, как своеобразным поощрением атамана со стороны верховной власти и не было связано с какими-либо его заслугами на военном поприще, Дутов всё же получил некоторую моральную компенсацию за унижения академического периода. По всей видимости, это был политический ход самого Верховного Правителя, стремившегося укрепить свои доверительные отношения с атаманом.