Ацтек. Поверженные боги

— Мне приятно это слышать, — сказал он равнодушно. — Кто этому обрадуется, так дед моей жены. Он Хранитель Памяти Ацтлана.

Из этого замечания мне стало ясно, что ацтеки не владеют искусством рисования слов. Мы, мешикатль, освоили его спустя долгое время после переселения, а здешние жители, понятное дело, не вели никаких записей и не имели архивов и хранилищ рукописей. Наверняка их Хранитель Памяти был всего лишь последним в длинной череде старцев, веками передававших предания своего народа из уст в уста, из поколения в поколение.

Мой тезка продолжил:

— Богам ведомо, что эта щель между ягодицами мира — не самое веселое и интересное место на свете, но мы обитаем здесь потому, что тут имеется все необходимое для жизни. Приливы приносят и оставляют на отмелях столько даров моря, что нам не приходится заниматься даже рыболовством. Кокос дает масло для ламп, а его сок можно использовать как для подслащивания пищи, так и для приготовления хмельного напитка. Пальм множество: одна дает нам волокна для тканей, другая — муку, третья — плоды койакапули. Нам нет необходимости выращивать или изготовлять что-то на продажу, потому что мы и так имеем все, что нужно. Вот и получается, что самим нам соваться к другим племенам незачем, а от вторжений чужаков нас прикрывают болота.

Он еще долго и монотонно перечислял преимущества совершенно, на мой взгляд, неподходящего для жизни ужасного Ацтлана, но я перестал слушать и лишь мысленно удивлялся тому, каким же поистине дальним оказалось мое «родство» с человеком, носящим то же самое имя. Возможно, мы, два Микстли, если бы начали копаться в родословной, могли бы обнаружить общего предка, но совершенно различное развитие наших народов развело нас далеко в стороны в гораздо большей степени, чем расстояние. Между нами лежала настоящая пропасть: и это касалось характеров, уклада жизни, образования и представления о мире.

Микстли номер два с равным успехом мог жить в том самом древнем Ацтлане, из которого его предки отказались уходить, ибо город этот и по прошествии стольких вязанок лет оставался таким же, каким был некогда: на редкость унылым, но спокойным местом пребывания лишенных воображения и предприимчивости бездельников. Его жители даже не подозревали об искусстве изображения слов, равно как и обо всем том, чему с его помощью можно научить: арифметике, землеописании, зодчестве, счетоводстве и многом другом. Они знали даже меньше, чем презираемые ими родичи-варвары. Чичимеки, живущие в пустыне, по крайней мере решились пройти какое-то расстояние, покинув стоячее болото Ацтлана.

Поскольку мои предки оставили эту глухомань на краю света и нашли место, где процветало образование, у меня имелся доступ к библиотекам, к сокровищницам знания и опыта, собранным ацтеками-мешикатль за все последующие вязанки лет, не говоря уж об изящных искусствах и науках более древних цивилизаций. Так что по культурному и умственному развитию я превосходил своего тезку, как, может быть, какой-нибудь из богов превосходил меня, однако я предусмотрительно решил не выпячивать это преимущество. В конце концов, разве он виноват в том, что бездеятельность и вялость предков лишили его преимуществ? Мне стало жаль своего дальнего родича. И мне страшно захотелось уговорить его уйти из погруженного во мрак невежества Ацтлана в просвещенный современный мир.

Дед его жены, Канаутли, престарелый историк, сидел с нами, пока мы ужинали. Старик был одним из той компании, которая перед этим поедала несимпатичную болотную зелень, и он не без зависти смотрел, как мы оба поглощали целое блюдо лакомых лягушачьих лапок. Боюсь, что старый Канаутли больше внимания обращал на то, как мы причмокивали да облизывали губы, чем на мои рассуждения. Признаться, я и сам, изголодавшись, набросился на еду со зверским аппетитом. Однако мне удалось, хоть и с набитым ртом, вкратце рассказать, что стало с ацтеками, покинувшими Ацтлан и ставшими сначала теночтеками, а потом мешикатль, могущественнейшим народом Сего Мира. Старик и молодой человек порой качали головами, демонстрируя немое восхищение — а может быть, недоверие, — когда я красноречиво повествовал им о все новых и новых наших успехах, достижениях и победах.

Тлатокапили только один раз прервал меня, пробормотав:

— Клянусь шестью тайными местами богини, если мешикатль стали такими великими, может быть, нам стоит изменить название Ацтлан на другое? — И он задумчиво произнес, прикидывая, как будут звучать новые названия: — Земля мешикатль, прародина Мешико…

Я перешел к краткому жизнеописанию нашего нынешнего юй-тлатоани Мотекусомы, а потом весьма лирически обрисовал красоты города Теночтитлана. Старый дед вздохнул и закрыл глаза, словно для того, чтобы мысленно представить себе описываемую картину и лучше ее запомнить.