Ацтек

Еще одна любопытная особенность отоми состоит в том, что они улучшают (как им кажется) свою внешность с помощью искусства, именующегося у них н’детаде, то есть окрашивают себя различными стойкими красителями. Зубы у них обычно красные или черные (день такие, день другие), а тела расписаны синими узорами. Причем краска не наносится кисточкой, а вкалывается под кожу острыми колючками, так что эти узоры сохраняются на всю жизнь. Процедура эта весьма болезненна, в связи с чем некоторые отоми ограничиваются лишь нанесением небольших рисунков на лоб или щеки, но многие, невзирая на боль, разукрашивают все тело, в результате чего выглядят так, будто на них налипла какая-то необычная голубая паутина гигантского паука.

Мужчин отоми, насколько я могу судить, эти ухищрения не делают ни лучше, ни хуже, что же до женщин, то мне поначалу было жаль, что, привлекательные в остальном, они наносят на тело голубую сетку, от которой им уже не избавиться. Однако признаюсь, что, присмотревшись и привыкнув, я оценил особую завлекательность н’детаде. Эта сетка, словно вуаль, заставляла женщин казаться в своем роде недоступными, а оттого более желанными.

На крайнем севере владений отоми, на берегу реки, стояла деревушка под названием М’боште, где жила молодая женщина по имени Р’цуно Х’донве, что означает Цветок Луны. И действительно, цветов у этой красавицы имелось в избытке, ибо все ее тело, во всяком случае открытые его части, покрывал плотный голубой узор из цветов и листьев. Этот искусственный сад не скрывал прелести ее лица и фигуры: девушка была хороша во всем, кроме, разумеется, уже упоминавшихся мною икр и лодыжек. Когда я увидел девушку впервые, у меня возникло желание снять с нее одежду, чтобы посмотреть, красуются ли такие же цветы и на более сокровенных местах, а потом проложить сквозь эту «клумбу» путь к ее женскому естеству.

Цветок Луны тоже почувствовала ко мне влечение, полагаю, что оно также было вызвано любопытством, связанным с необычностью моего облика. Ростом и шириной плеч я выделялся даже среди мешикатль, а уж среди приземистых отоми выглядел чуть ли не великаном. Красавица дала мне понять, что в настоящее время свободна, ибо ее муж недавно погиб в Р’донте Ш’мбои, то есть в Сланцевой реке. Поскольку эта «река» представляла собой ручеек в пару пядей глубиной, который ничего не стоило перепрыгнуть, я предположил, что покойный, коль скоро ухитрился утонуть в таком водоеме, был исключительно мал ростом. На это женщина лишь рассмеялась и объяснила, что он упал туда и как раз по причине малой глубины расколол череп о твердое сланцевое дно.

Вот так и вышло, что одну из ночей в М’боште я провел с Цветком Луны. Не берусь утверждать насчет всех женщин отоми, но могу сказать, что эта была разукрашена решительно повсюду, кроме губ, век, кончиков пальцев и сосков. Помнится, я даже тогда подумал, что когда местный мастер накалывал девушке колючками цветочные узоры, орудуя повсюду, вплоть до нежных складок тепили, ей наверняка пришлось терпеть страшную боль. Но зато той ночью я получил возможность рассмотреть каждый наколотый на красавице цветочек. Акт близости (на языке отоми – агу н’дегуе) начался, по ее желанию, с того, что я целовал и ласкал весь этот цветник. Уподобив себя мысленно оленю, пасущемуся на цветочном лугу, я пришел к выводу, что быть травоядным животным очень даже неплохо.

Поутру, когда мы прощались, Цветок Луны выразила надежду, что я в отличие от ее покойного мужа, которому это так и не удалось, заронил в нее свое семя. Поначалу я лишь улыбнулся, приняв это за комплимент, но красавица пояснила, почему ей так хочется иметь от меня ребенка. Я очень крупный мужчина, а стало быть, мои сын или дочь должны быть немалого роста. А на крупное тело можно нанести столько рисунков, что ей станут завидовать в М’боште и во всех остальных селениях.

Пока мой путь пролегал неподалеку от Р’донте Ш’мбои, вокруг зеленела трава и пестрел цветочный ковер. Однако спустя три или четыре дня Сланцевая река повернула на запад (а мне надо было в другую сторону) и вместе с водой унесла прочь и всю освежающую зелень. Правда, я еще время от времени встречал серо-зеленые деревья мицкуитин, серебристо-зеленоватые заросли юкки и плотный подлесок из разнообразных пыльно-зеленых кустарников, но не сомневался, что теперь по мере моего движения дальше растительность будет редеть, пока не уступит место открытой, почти голой пустыне, плавящейся от беспощадного солнца.

Я остановился. На какой-то миг у меня возникло искушение повернуть вместе с рекой и остаться в спокойной стране отоми, но я тут же подавил эту слабость. Я дал себе слово пройти по пути ацтеков, а они, насколько известно, явились из пустыни или даже откуда-то из-за ее пределов. Если, конечно, за пустыней вообще что-то было. Поэтому я наполнил баклагу речной водой, последний раз полной грудью вдохнул свежий речной воздух и, повернувшись спиной к плодородному краю, зашагал на север – в пустые, сожженные земли, в край мертвых костей.