Ацтек

Микстли номер два с равным успехом мог жить в том самом древнем Ацтлане, из которого его предки отказались уходить, ибо город этот и по прошествии стольких вязанок лет оставался таким же, каким был некогда: на редкость унылым, но спокойным местом пребывания лишенных воображения и предприимчивости бездельников. Его жители даже не подозревали об искусстве изображения слов, равно как и обо всем том, чему с его помощью можно научить: арифметике, землеописании, зодчестве, счетоводстве и многом другом. Они знали даже меньше, чем презираемые ими родичи-варвары. Чичимеки, живущие в пустыне, по крайней мере решились пройти какое-то расстояние, покинув стоячее болото Ацтлана.

Поскольку мои предки оставили эту глухомань на краю света и нашли место, где процветало образование, у меня имелся доступ к библиотекам, к сокровищницам знания и опыта, собранным ацтеками-мешикатль за все последующие вязанки лет, не говоря уж об изящных искусствах и науках более древних цивилизаций. Так что по культурному и умственному развитию я превосходил своего тезку, как, может быть, какой-нибудь из богов превосходил меня, однако я предусмотрительно решил не выпячивать это преимущество. В конце концов, разве он виноват в том, что бездеятельность и вялость предков лишили его преимуществ? Мне стало жаль своего дальнего родича. И мне страшно захотелось уговорить его уйти из погруженного во мрак невежества Ацтлана в просвещенный современный мир.

Дед его жены, Канаутли, престарелый историк, сидел с нами, пока мы ужинали. Старик был одним из той компании, которая перед этим поедала несимпатичную болотную зелень, и он не без зависти смотрел, как мы оба поглощали целое блюдо лакомых лягушачьих лапок. Боюсь, что старый Канаутли больше внимания обращал на то, как мы причмокивали да облизывали губы, чем на мои рассуждения. Признаться, я и сам, изголодавшись, набросился на еду со зверским аппетитом. Однако мне удалось, хоть и с набитым ртом, вкратце рассказать, что стало с ацтеками, покинувшими Ацтлан и ставшими сначала теночтеками, а потом мешикатль, могущественнейшим народом Сего Мира. Старик и молодой человек порой качали головами, демонстрируя немое восхищение – а может быть, недоверие, – когда я красноречиво повествовал им о все новых и новых наших успехах, достижениях и победах.

Тлатокапили только один раз прервал меня, пробормотав: – Клянусь шестью тайными местами богини, если мешикатль стали такими великими, может быть, нам стоит изменить название Ацтлан на другое? – И он задумчиво произнес, прикидывая, как будут звучать новые названия: – Земля мешикатль, прародина Мешико…

Я перешел к краткому жизнеописанию нашего нынешнего юй-тлатоани Мотекусомы, а потом весьма лирически обрисовал красоты города Теночтитлана. Старый дед вздохнул и закрыл глаза, словно для того, чтобы мысленно представить себе описываемую картину и лучше ее запомнить.

– Мешикатль ни за что не добились бы столь многого в такой короткий срок, – сказал я, – не владей они искусством изображения слов. – А затем довольно бестактно намекнул: – Ты, тлатокапили Микстли, тоже мог бы сделать Ацтлан великим городом, а свой народ – равным вашим родичам мешикатль, если бы ацтеки научились сохранять произнесенные слова, навеки запечатлевая их в изображениях.

Вождь пожал плечами и ответил: – Я не замечал, чтобы мы страдали от этого незнания. Однако даже такой равнодушный человек, как он, проявил некоторую заинтересованность, когда я, царапая по земле лягушачьей косточкой, наглядно показал, как можно изобразить его имя.

– Действительно, по форме похоже на тучу, – вынужден был признать молодой вождь. – Но откуда видно, что это Темная Туча?

– Достаточно закрасить изображение темной краской – серой или черной. Одна-единственная картинка может иметь множество вариантов. Если, например, раскрасить этот рисунок в сине-зеленый цвет, то он будет обозначать имя Жадеитовая Туча.

– Правда? А что такое «жадеитовая»? – спросил Микстли, и между нами снова разверзлась пропасть.

Оказывается, этот человек даже не слышал о минерале, который считался священным у всех цивилизованных народов.

Я пробормотал, что время уже позднее и я с удовольствием расскажу обо всем поподробней завтра. «Родственник» предложил мне циновку, выразив надежду, что я не против заночевать в общем помещении для мужчин. Я с благодарностью принял это предложение, напоследок вкратце объяснив, как я сам, пытаясь проверить легенду и проследить путь предков, забрел в Ацтлан. И коль уж скоро о том зашла речь, обратился с вопросом к старому Канаутли:

– Почтенный Хранитель Памяти, может быть, ты знаешь, захватили ли мои предки, уходя, с собой столько припасов, чтобы при необходимости обеспечить себе возможность возвращения?

Ответа не последовало. Почтенный Хранитель Памяти заснул.