– Ты не… ты чужак. «А ты – еще один совершенно не воспитанный ацтек», – подумал я, но вслух говорить этого не стал, а шагнул, прежде чем он успел отчалить, в его лодку, заявив:
– Если ты направлялся за ловцом лягушек, то он просил передать, что очень занят, и я могу подтвердить, что это действительно так. Поэтому будь добр, перевези меня на остров.
Лодочник снова выругался, однако ни возражений, ни каких-либо вопросов с его стороны не последовало: не проявляя ни малейшего любопытства, он подогнал каноэ шестом к острову, дал мне сойти на берег и ускользнул. Как выяснилось потом, он уплыл через один из нескольких проходивших сквозь весь остров каналов, – пожалуй, это было единственное, что по-настоящему роднило это поселение с Теночтитланом.
Некоторое время я прогуливался по улицам, каковых, помимо кольцом опоясывавшей остров дороги, было четыре – две вдоль и две поперек. Все они были весьма примитивно вымощены – не плитняком, но раковинами устриц и других моллюсков. Дома и хижины лепились вдоль улиц и каналов стена к стене, и хотя я подозреваю, что у них были деревянные каркасы, снаружи все здания оказались выбелены штукатуркой, также изготовленной из измельченных ракушек.
Остров был овальной формы и довольно большой, размером почти с Теночтитлан без его северного района Тлателолько. Скорее всего, и зданий на острове стояло не меньше, но поскольку все они были сплошь одноэтажными, то явно не могли вместить столь многочисленное население, как в столице Мешико. Стоя в центре острова, я мог видеть остальную часть окружавшего его озера, так что убедился, что само озеро со всех сторон опоясывает все то же вонючее болото, через которое я сюда добрался. Ацтеки, по крайней мере, были не настолько отсталым и опустившимся народом, чтобы жить в этом унылом болоте, правда, место, которое они выбрали, было ненамного лучше. Воды озера не препятствовали проникновению на остров болотных туманов, ядовитых миазмов и туч москитов. Ацтлан оказался на редкость нездоровым и неудобным для обитания местом, и я мог лишь порадоваться тому, что у моих предков хватило здравого смысла его покинуть.
Я решил, что нынешние обитатели Ацтлана являются отдаленными потомками тех, кто оказался слишком туп и бездеятелен, чтобы поискать для проживания местечко поудобнее. И, судя по первому впечатлению, за прошедшее время предприимчивости у здешнего люда не добавилось. Потомки оказались вполне достойны своих предков. У меня возникло впечатление, будто сама унылая жизненная среда, которая угнетала их, но с которой они свыклись и смирились, делала этих людей безразличными ко всему. Например, прохожие на улицах прекрасно видели разгуливавшего по острову чужака, то есть меня, а можно поручиться, что чужаки сюда забредали исключительно редко. И что же? Никто не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Никто не спрашивал, чего я ищу, не голоден ли, не нуждаюсь ли в помощи? Впрочем, насмешек или враждебности, с которыми иные народы встречают чужеземцев, тоже не замечалось. Наступила ночь, улицы начали пустеть, а быстро сгущавшуюся темноту разрежали лишь случайные, просачивавшиеся наружу из жилищ отблески огней очагов да ламп, заправленных маслом какао. На город я к тому времени уже насмотрелся вдосталь, да хоть бы даже и нет, но, так или иначе, при отсутствии уличного освещения думать приходилось лишь о том, как бы не оступиться да не бултыхнуться в канал. Поэтому я остановил припозднившегося прохожего, торопившегося проскользнуть мимо меня незамеченным, и спросил его, где я могу найти дворец Чтимого Глашатая города.
– Дворец? – повторил он с явным недоумением. – Чтимого Глашатая?
И то сказать: судя по всему, здешние жители не только никогда не видели дворцов, но и вряд ли о них слышали. К тому же я совсем забыл, что титул юй-тлатоани верховный вождь ацтеков принял уже после того, как они стали именоваться мешикатль. Пришлось спросить по-другому.
– Я ищу вашего правителя. Где он живет? – А, тлатокапили, – понимающе кивнул прохожий. Замечу, что этим словом в нашем языке именуют любого вождя самого захудалого племени, даже вожака шайки кочевников вроде тех, что блуждают по пустыне.
Прохожий торопливо объяснил мне, куда идти, пробурчал, что опаздывает к ужину, и исчез в ночи. У меня же после этой беседы создалось впечатление, что этот застойный, как и болото, посреди которого он живет, не отягощенный избытком важных дел народ имеет дурацкое обыкновение постоянно куда-то торопиться и изображать занятость.