Согласно ведомости от 25 декабря 1805 г. (6 января 1806 г.) «Об убитых и без вести пропавших в 20-е число ноября воинских чинах и строевых лошадях»3
, пехота и кавалерия русской армии потеряла при Аустерлице 19 311 человек (убитыми и без вести пропавшими). С другой стороны, существует ведомость по потерям артиллерии4. Согласно этой ведомости, при Аустерлице было убито и без вести пропало 815 русских артиллеристов. Наряду с этим имеется другая ведомость по потерям артиллерии5, которая указывает на урон в 2 024 человека. Это та ведомость, которая была прислана Архивом Артиллерийского департамента по просьбе Михаиловского-Данилевского. Как видно, данные очень расходятся. Однако можно предположить, что сюда были включены потери и инженерных частей, а также нестроевых, которые отсутствовали в предыдущем документе. Наконец, современными исследователями установлено количество безвозвратных потерь русской гвардии при Аустерлице6 — 871 человек. Если сложить эти цифры (взяв потери артиллеристов по 2-й ведомости), получается 22 206 человек. Получается почти то же самое, что дает Михаиловский-Данилевский.Чтобы проверить, насколько порядок этих чисел соответствует истине, нужно обратиться к еще одной ведомости, составленной 8 (20) февраля 1806 г. Она называется «Ведомость о происшедшей убыли людям во время бывших с французами сражений, с означением оставленных за болезнью в австрийских госпиталях»7
. Согласно этому документу, русские войска — пехота, кавалерия и артиллерия (без гвардии) — потеряли в ходе всей кампании 24 791 человека убитыми и пропавшими без вести, а 6 440 были тяжело ранены и остались в австрийских госпиталях. Если учитывать потери русской армии на марше, а также в сражениях при Амштеттене, Кремсе и Шенграбене, на долю Аустерлица останется не более 21—22 тыс. человек безвозвратных потерь, а то и меньше.Ведомость от февраля 1806 г. можно считать наиболее достоверным документом, так как составлена она по возвращении в Россию, когда можно было провести точный подсчет потерь. Она доказывает, что порядок величины безвозвратных потерь, который дает Михайловский- Данилевский, вполне соответствует действительности, и подтверждает, что предыдущая ведомость составлена достаточно точно. При этом не следует забывать, что было бы абсурдом пытаться с точностью до одного человека оценить потери русской армии. Это было абсолютно невозможно сделать ни тогда, ни сейчас. Следует помнить, что значительное количество солдат сбилось ночью с дороги, покинуло армию на марше на следующий день, но некоторые из них, проплутав много дней, в конечном итоге догнали свои полки. Подытоживая, можно сказать, что русская армия действительно потеряла при Аустерлице около 21—22 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести. А если быть еще более математически строгим, эту цифру надо было бы округлить до 20 тыс., так как мы имеем дело с массой приблизительных цифр, и невозможно подсчитать результирующее значение точнее, чем внося поправку ± 2 000.
Гораздо сложнее дело обстоит с дальнейшим подсчетом, ведь, оценивая потери, мы обязаны считать и раненых солдат. Обычно соотношение, как уже упоминалось, составляет 3—4 раненых на одного убитого. Но сколько было убито русских солдат? Это совершенно неясно. Если исходить из того, что все 21—22 тыс. человек, которые потеряла русская армия, — это убитые и пленные, учитывая также, что, по французским данным, в плену наполеоновских войск оказалось 9 767 русских солдат, получается, что русские войска потеряли убитыми совершенно невообразимое количество людей — более 10 тыс.! При этом раненых должно было быть как минимум 30 тыс. Иначе говоря, почти все русские солдаты должны были быть убиты, ранены или взяты в плен, что является, разумеется, полным абсурдом.
Совершенно очевидно, что среди пропавших без вести было огромное количество разбежавшихся — те, кто уже не захотел или не смог вернуться в свои полки. Местные архивы хранят сведения о необычайной враждебности, с которой моравские крестьяне относились к русским солдатам, о жестоком обращении крестьян с беспомощными русскими ранеными упоминают и мемуары французских солдат и офицеров. Подобная враждебность вполне понятна, если учесть, что враждующие армии соревновались одна с другой в грабежах и насилиях, но ясно, что, по крайней мере, по отношению к французам местное население вынуждено было держаться почтительно, вымещая всю свою злобу на проигравших. Таким образом, судьба разбежавшихся, особенно тех, кто был без оружия и уходил небольшими группами или поодиночке могла быть, мягко говоря, незавидной. С другой стороны, стоило суметь пройти достаточное расстояние и дойти до незатронутых войной районов, например, до соседней Венгрии, как можно было встретить совершенно другой прием. Нет сомнений, что часть разбежавшихся солдат просто- напросто не пожелала возвращаться.