-- Всяк младенец невинен, устремлению души чистой к господу нашему поспособствовать - деяние доброе. Что я и исполнил по долгу пастырьскому.
Тих, пассивен. Но "владычные молодцы" не худо вооружены, подворье выглядит укреплённым. Осторожен: в сомнительных делах не замечен.
Так он пассивен или осторожен? Ленив, глуп, слаб... или умен, скрытен, прозорлив? За этими мутными тусклыми глазками - что?
О-хо-хо... Степанида свет Слудовна в Киеве сперва схоже глядела. Не к ночи будь помянута.
Моя оценка "не рыба, не мясо" - ошибочна? Сулицами не бросается, зарезать не кидается - вял? Что ж, сейчас узнаю.
-- Собирайся, себасмиотате.
Боится. Знает, что в Луцке под одной перекладиной с князем-мятежником и поп болтался.
Молчит, реакция нулевая.
***
"Русская азбука учит, что среди согласных много глухих".
Мой случай?
***
-- К-куда?
-- Дело твоё пастырское делать. Умиротворять. Облачение парадное, крест побольше. В городе и в усадьбах кровь льётся.
-- Чтобы поганые из-под моего креста христиан резали? Не пойду.
Во как. Тих, но несогласен. И не глух.
Типаж "епископ вяленький" следует сменить на типаж "епископ крепенький". В смысле: крепок духом.
Вот и мотив. Для "приподзакрыть глаза".
Остомысл приблизил язычников, поставил их в привилегированное положение. Что есть, безусловно, ущерб всему православному народу и церкви христовой. А с учётом слухов о грядущем торжестве поганых и лошадях в храмах божьих...
-- Пойдёшь, Геронтий. Ты архиерейскую шапку принял? Изволь соответствовать. Возьмёшь своих молодцев, я своих дам. У берендеев нынче хан есть. Токмак. Мною поставлен. Он должен своих в становища увести. Полон брать и церкви грабить не будет. Но скот, съестное - дать придётся. Иначе опять полезут. С голодухи.
Ну так как? Дело делать будем или в мученики за веру намылился?
Геронтий тяжко подумал. Тяжко вздохнул.
-- Надобно прежде помолиться.
-- Всякий час промедления - кровь пролитая. Жизни и муки людей православных. Пойдём. Бог и от идущего молитву услышит.
Я думал, что мне придётся его на каждом шагу подгонять. Но этот... "ветхая развалина" встал и пошёл. Неторопливо, с остановками. Но неотвратимо. Никого посохом не бил, ни на кого не кричал. Да его и не слыхать вовсе! Но все забегали.
Через час процессия как на Крёстный ход - в золочёных робах, с высокими крестами со свечами, иконами, кадилами и пением псалмов, выдвинулась со "старой катедры" и потекла в город. Ранние "пташки", вылезшие прям с утра дограблять недограбленное, замирали с открытыми ртами, истово крестились, падали на колени и колотились лбом в снег. Мои гридни их вязали и утаскивали в "крепкие места". Потом, поблескивающая в разных местах, дымящая свечами и кадильницами, монотонно распевающая песнопения, змея процессии повернула в посады Залуквы. Ещё дальше были видны группки берендеев, выскакивающие из разгромленных, частью вяло горящих и бурно дымящих, сырых боярских усадеб.
Наверняка же тащат с собой баб! Придётся пройтись по становищам, вызволить полонянок.
Зрелище Геронтия в полном облачении и клубах ладана успокаивало православных, а вид Токмака, в ярости и с плетью в руках - язычников. Епископская стража побивала особо буйных, мои "закрывали" попавшихся.
Такая рутинная работа "от зари до зари, от темна до темна".
Ночью ожидалась "вторая серия", но тут пошёл лёд на реке. Внезапно.
"Точную погоду на сегодня можно узнать только завтра" - утром мы и узнали, что ночью начался ледоход.
Я уже описывал несколько раз ледоход на большой реке. Это зрелище никого не оставляет равнодушным. Кого пьянит восторгом, кого пугает до икоты. И всем напоминает о тщете усилий человеческих, о малости человеков перед лицом Господа.
Или заставляет строить каменные и стальные мосты. Для которых "милость божья" в форме ледохода... несущественна.
Утром Миссионер отправился к берендеям и, после долгих, бессмысленных, но горячих споров вернул в город с сотню уведённых баб и девок. Впрочем, после ночи в шатрах девок не осталось ни одной. Ещё десяток подростков, побывавших "мальчиками для их наслаждений". Подобное я видел на Снове во время своего Черниговского похода. Сам чуть-чуть не... принял участие.
По счастью, здесь молодёжь городская, продвинутая. Не тамошняя деревенщина-посельщина. Все живы.
Ещё возвратили трёх гусляров - берендеи оказались ценителями струнной музыки.
Отобрать у степняка добычу - как у голодного волка ягнёнка из пасти вырвать. Самые наглые начали занимать боярские усадьбы. Дело шло к большой драке, но тут подошёл Полковник из Перемышля с двумя сотнями всадников и встал севернее.
Токмак собрал своих, ткнул, для наглядности, пальцем на восток:
-- Ледоход.
На север:
-- Гридни.
На юг:
-- Зверь Лютый.
Зло оскалился:
-- Ну? Что, ишаки шелудивые, в горы полезем или тут сдохнем?
Гордые берендеи из недорезанных подханков признали свою ишаковость и шелудивость, смутились, извинились и вернули нам кое-что из украденного. Правда, в обмен на хлеб.