Авантюрист

– Золото не-ржа-ве-ет! Там, «на пороге», никого нет!

– Помолчи! – Глаза Танталь потемнели. – Ты путаешь простые вещи! Ржавеющее золото – всего лишь… вторичный признак, знамение! На самом деле важна лишь ржавчина на Амулете… которым Луар запечатал Дверь. Кто знает, может быть, печать давно уже проржавела?!

– Скитальцу следовало бы яснее выражаться, – хрипло сказал Солль, удивленно глядя на Танталь. – Это моя беда – я плохо его понимаю…

– Скиталец?! – разом вскинулись Алана и Танталь.

– Мы не виделись десять лет, – пробормотал Солль. – Нужна была веская причина… чтобы он вернулся в мои сны.

Последовала новая пауза. Лицо Танталь на глазах теряло краску, Алана сидела, полуоткрыв рот, Солль сгорбился, его глаза диковато посверкивали сквозь упавшие на лицо бесцветные пряди.

– Что же ты молчал, Эгерт? – хрипло спросила Танталь.

Солль пожал плечами:

– Разве я провидец?!

В палатке стояла укоризненная тишина.

– Мы рассчитывали, Эгерт, – Танталь поднялась и сделала два шага туда-сюда, но по палатке особо не разгуляешься. – Мы рассчитывали, что Скиталец поможет нам…

– …защитить маму, – помогла ей Алана.

– А заодно и весь мир, – добавил я желчно.

– Не знаю, – Эгерт криво усмехнулся, – смогу ли я защитить мир… Но нашу маму я точно никому не отдам. Хотя… – он осекся. – Если… правда… и «она ждет, она на пороге»…

– «Она на пороге», – проговорил я, и память моментально вернула меня в холодную, занесенную снегом избушку. Чонотакс Оро в своей чудовищной шубе, играючись, помахивает топором: «Сколько лет пророчеству – а все никак не сбыться»…

Не всегда приятно быть центром всеобщего внимания. Особенно – если все взгляды буравят тебя насквозь.

– Что? – отрывисто спросил Солль.

– Чонотакс говорил, что предсказания должны сбываться, – сказал я, поражаясь своей забывчивости. – «Предсказания должны сбываться. Это упорядочивает мироздание».

Мои собеседники переглянулись. Потом Танталь проглотила слюну, зябко потерла ладони и продекламировала по памяти, если и сбиваясь, то не слишком часто:

– «Идут беды… Вот зеленая равнина и путник на зеленой равнине. Огонь, загляни мне в глаза! Горе, ты обречен. Земля твоя присосется, как клещ, к твоим подошвам и втянет во чрево свое… С неба содрали кожу… Э-э-э… Где путник на зеленой равнине? Деревья… э-э-э… простирают корни к рваной дыре, где было солнце… Посмотри, вода загустела, как черная кровь… Посмотри, лезвие исходит слезами. Петля тумана на мертвой шее. Дыхание среди нас…»

– Во память, – с завистью сказала Алана.

– Что это? – спросил я, содрогаясь. Танталь облизнула губы:

– Это… из жизнеописания Орвина-Прорицателя. Из книги декана… прорицание о приходе Того, что Извне… В принципе, впервые этот текст был в «Завещании Первого Прорицателя», но не сохранилось ни единого экземпляра, поэтому декан Луаян восстановил его, во многом со слов Ларта Легиара…

– Не время для лекций, – сказал я как можно более холодно, а на самом деле желая скрыть нервную дрожь, охватившую меня при звуке этих имен и названий. – Как я понял, речь идет… что станет с миром в результате вторжения Чужака?

Танталь отвела взгляд:

– Не знаю… Госпожа Тория говорила… что декан говорил… что это, в какой-то степени, просто художественный текст…

– Художественный?!

Танталь сглотнула снова. Обернулась к Алане, будто ища поддержки. Вопросительно глянула на Солля.

– Так Скиталец поможет? – спросила она требовательно, как сборщик налогов.

– Он сказал, что помочь не может, – выговорил Солль, отворачиваясь.

– Чтобы на него не рассчитывали… Что он и без того…

Новая пауза. Длиннее всех прочих.

Вряд ли моих собеседников занимали в этот момент судьбы мира.

Танталь переживала крушение надежд, Алана боялась за маму, а Эгерт Солль пребывал в растерянности. Состояние, не свойственное полковнику – и потому особо для него болезненное…

А я тешился странным открытием. Оказывается, не мне одному остались последние дни; жутковатые формулы прорицания не желали забываться, но и напугать тоже не умели – что мне до того, что «с неба содрали кожу»? Я пришелец, вернее, «ушелец», я равнодушно прикрою за собой свою дверь, уйду еще до того, как прорицание вступит в силу…

Но как я надеялся, оказывается, на внезапно возникшего, могущественного Скитальца. И как все было бы просто – Приговор побоку, и впереди возникает целая жизнь, время, которое можно посвятить чему угодно, хоть бы и борьбе за спасение мира…

Ах, как я надеялся.

* * *

То, во что превратился берег спокойной прежде реки, напоминало не то разграбленную ярмарку, не то лагерь богатых кочевников. Купцы, шедшие в город, подмастерья, странствующие в поисках работы, прочий бродячий люд, по какой-то надобности собравшийся на ту сторону реки – все это человеческое месиво ожидало, бранилось, чесало затылки в поисках выхода и объедало окрестные трактиры.