Традиция графических маргиналий в черновиках также не прерывалась уже несколько десятилетий, и, очевидно, появление в публичном поле большого объема шаржей и карикатур ее только подпитывало: «рефлекторные» зарисовки в черновиках были частью культурного кода образованной публики. Распространялись они и в подростковой школьной среде. Шаржи нередко обнаруживаются в полупубличных «девичьих дневниках» подростковых городских малых контактных групп (преимущественно школьных) с конца XIX века, завершилась эта традиция только к концу следующего столетия, трансформировавшись в культуру смайликов и иных визуальных элементов в цифровой переписке. К этому времени шарж как жанр уже давно вернулся в профессиональную сферу – если полтора столетия назад график-профессионал создавал рисунок, имитирующий любительский, то шаржист-любитель 1970‑х не всерьез, но все же посягал на лавры профессионального газетного карикатуриста и соревновался именно с ним – как любитель-шахматист всегда в душе соревнуется с гроссмейстером или даже чемпионом мира. В это же время на набережных курортных советских городов, помимо всегда существовавших там шахматистов, вновь массово появляются «графики-шаржисты», рисующие «дружеский шарж» разной степени сложности за 5–10 рублей – приличная для своего времени сумма. 1920–1930‑е годы находятся примерно в середине длительного трансформационного процесса. Имея дело с карикатурой или шаржем этого времени для России и СССР, мы всегда находимся в некоторой неопределенности в отношении жанровой принадлежности конкретного изображения или маргиналии: что именно хотел донести до нас автор? Все жанровые конвенции в это время были сильно размыты.
И дело не только в том, что карикатуристы дореволюционной демократической традиции в 1920‑х вновь продолжили свою деятельность уже в пролетарской печати – хотя во многом это действительно так, по крайней мере на уровне персоналий. Орлов-Моор отлично клеймил и царских бюрократов, и бюрократов 1920‑х, стилистически мало что поменяв в своей графике, а Виктор Денисов, знаменитый шаржист и карикатурист Дени, начинал свою карьеру в газете «Голос Москвы», издаваемой Гучковым, а известным стал после публикаций в «Сатириконе» и «Солнце России» в 1909–1916 годах[1821]
. Революция дала послереволюционной Советской России довольно мало новых карикатуристов, для авторов этого жанра мало что изменилось, кроме тематики, особенно с наступлением нэпа, возродившего жанр иллюстрированной печати. Тем не менее говорить о том, что карикатуры и шаржи 1900–1914 и 1923–1929 годов генетически родственны, можно лишь с серьезными оговорками. Адекватное восприятие карикатуры и шаржа возможно лишь в дискурсивном поле, которое между этими периодами радикально трансформировалось[1822].Дело здесь не только и не столько в идеологии. Карикатуры досоветского и раннесоветского периода в равной степени относятся к демократической традиции, в рамках которой идеологическая вариативность была невелика. Во всяком случае, «демократическая» карикатура на царских чиновников 1909 года, «революционная» карикатура 1919 года на буржуев, карикатура «белой» антибольшевистской направленности в российской (например, в 1919–1920 годах) и эмигрантской (с 1921 года) прессе и «советская» карикатура после 1922 года, времен нэпа, даже на взгляд сложно отличимы друг от друга. Мы имеем дело с одной, пока еще не распавшейся визуальной культурой с едиными конвенциями и когнитивными предустановками и, в частности, активной сатирической по преимуществу позицией автора карикатуры. Даже специфическая плакатность советской карикатуры, видимо, во многом восходит к расцвету рекламно-агитационной сферы после 1906 года и к военной пропаганде 1914–1917 годов, которую успешно эксплуатировали и «белые», и «красные» карикатуристы[1823]
.Конечно, нельзя недооценивать масштабы социального слома 1917 года, шире – 1916–1921 годов, Первой мировой войны, закончившейся политической катастрофой старого государства, и продолжившей ее Гражданской войны. Это время скорее для фотографии, чем для шаржа или карикатуры: вооруженное противостояние редко нуждается в дополнительной графической поддержке, все решает число штыков, орудийных стволов и двигателей военных машин. В пространстве бывшей Российской империи происходило сразу несколько революций, главными и равновеликими среди которых были революции политическая и социальная. Масштабы культурной революции в эти годы были ограниченны – недаром наиболее активные участники «культурных фронтов», например, в рамках ЛЕФа и РАППа уже в ранних 1920‑х говорили о необходимости продолжения и завершения еще не завершившейся, а то и вовсе еще не начавшейся толком культурной революции. Изменились, в сущности, не художники – изменилась их аудитория, ее способ видеть мир и понимать его. Именно это больше всего влияло на авторов шаржей и карикатур в те годы.