Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях

Апелляция к тому, что, мол, правительству не до символов уходящей эпохи, не то что до их восстановления, и вообще содержать культуру в наши дни очень накладно, — опасная вещь. Под эту сурдинку можно предложить, как в последней истории, довольно соблазнительную сумму — 400 тысяч долларов, и тема продажи предметов искусства, одним чохом записанных в позорный соцреализм, снова будет муссироваться в прессе.

В манере стеба поколение, выбравшее пепси, с полным правом спросит, кому нужны эти монументы, созданные в тоталитарную эпоху по госзаказу. (К слову, возведенную в Риме стелу Муссолини сбрасывать с корабля истории никто и не думает). Но адекватная оценка жестокостей советской власти не означает, что и культура этого периода достойна забвения, уничтожения или продажи. Культура, обслуживавшая режим, и искусство, запечатлевшее мощь времени, энтузиазм людей, веру в прогресс и в новое общество, — разные вещи.

Именно эти качества поразили Ромена Роллана, когда он увидел скульптуру Мухиной на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. К сожалению, показ за границей стоил памятнику, можно сказать, жизни. Для того чтобы вывезти из Союза и провезти через тоннель в Париже, а потом снова установить на родине 24-метровые фигуры, выполненные из листов нержавеющей стали, пришлось резать не раз и сваривать каркас на месте без учета чертежей инженера Львова. Он придумал уникальное для того времени решение, как разобрать и обновить конструкцию. Его идеей не воспользовались.

Поговаривали о новом месте для этой скульптуры, но она так и осталась на ВВЦ. Поговаривали о новом способе реставрации, но за 60 лет никаких ремонтных работ не проводилось. А сегодня не только на восстановление, но и на то, чтобы проанализировать ее техническое состояние, денег нет.

Однако дело не в одних деньгах. Но и в нас тоже. Мы с высокомерием поглядываем на советских художников, выбравших служение идеологии, а не искусству. Тем временем сами с большим пониманием относимся к сервильной роли искусства в новых, рыночных условиях. Это не упрек, это желание отделить зерна от плевел, желание сохранить в нашей истории те явления, которые стали и становятся искусством, несмотря на политическую подоплеку.

Царские дворцы в Ленинградской области и храм Христа Спасителя в Москве строились и разрушались при разных правителях, тем не менее нынешняя власть восстановила эти здания. С грандиозным символом советской эпохи нужно поступить так же. Он узнаваем и высоко оценен во всем мире. В том числе в киномире. Руководитель «Мосфильма» В. Досталь рассказывал, как пару лет назад на Берлинском фестивале первые кадры картины В. Абдрашитова «Пьеса для пассажира» были встречены овацией. Публика аплодировала хорошо знакомым фигурам рабочего и колхозницы, с конца 30-х годов ставшим торговой маркой киностудии. Стереотипы зрительского восприятия очень сильны, и, кроме уважения к собственной истории, это следующая причина, из-за которой при акционировании киноконцерн сохраняет товарный знак прежним.

ГАЗЕТА ИЗВЕСТИЯ1997

Даешь социальный заказ

Музей современного искусства для западной столицы — отнюдь не излишество. Москва до сих пор остается исключением из этого давнего правила. Причем есть все — одаренные художники, заинтересованные в стабильном продвижении работ своего автора на рынок галеристы, не одна, а несколько концепций, определяющих эстетические принципы строительства подобной институции здесь, в России. Не хватает лишь социального заказа, который, спустившись, скажем, из Министерства культуры, придал бы наконец легитимный характер коллекции, представляющей лучшие образцы модернизма, начиная с 10-х годов XX века.