Азенкур

На следующий день разбили лагерь у крепости на меловом утесе. Латники сэра Джона схватили двух вражеских рыцарей, подобравшихся слишком близко к авангарду. Пленники хвастливо расписывали, как французская армия расправится с жалким войском Генриха, и без опаски повторяли похвальбы перед самим Генрихом. После этого сэр Джон передал лучникам королевский приказ:

– Завтра утром каждому вырезать кол длиной с лучное цевье. Кто сможет – длиннее! Толщиной с руку. И заострить с обоих концов.

Капли дождя шипели, попадая в костер. На ужин лучникам Хука достался заяц, убитый из лука Томом Скарлетом и зажаренный в костре Мелисандой, и лепешки из толченого овса и желудей, которые Мелисанда испекла на камнях, ограждавших огонь. Голод от этого не стих, горсть орехов на всех и пара твердых зеленых яблок тоже не прибавили сытости. Вместо давно закончившихся пива и вина пили родниковую воду. Мелисанда, закутанная в огромную кольчугу Хука, теперь сидела прижавшись к мужу.

– Колья? – осторожно переспросил Томас Эвелголд.

– Французы, чтоб им гнить в аду, придумали, чем вас победить. – Сэр Джон подошел к самому большому костру. – Победить вас, лучников! Они вас боятся! Слышите меня?

Лучники молча смотрели на командующего. Дождевые капли стекали по полям его кожаной шляпы и по складкам толстого кожаного плаща, в руках он держал укороченное копье, каким латники сражаются в пешем бою.

– Мы слушаем, сэр Джон! – отозвался за всех Эвелголд.

– Из Руана пришло предписание! – объявил сэр Джон. – Маршал Франции придумал план! По нему полагается сначала перебить вас, лучников, а потом прикончить остальных.

– А знатных взять в плен, – тихо, чтоб не услышал сэр Джон, добавил Эвелголд.

– Французы собирают рыцарей. Кони будут в боевой защите, всадники – в лучших доспехах, – продолжал командующий. – В миланской броне! Уж вы-то о ней знаете.

Хук слыхал, что броня из какой-то местности под названием Милан считается лучшей в мире, ее не пробивает даже узкий тяжелый наконечник стрелы. Правда, такую броню мало кто мог себе позволить из-за дороговизны. Говорили, что полные миланские доспехи стоят около сотни фунтов – больше, чем десятилетнее жалованье лучника, и недосягаемая роскошь для большинства латников, которые и сорок фунтов в год считали богатством.

– На закованных в доспехи конях и в миланской броне они нападут на вас, лучников! С копьями и булавами! – не умолкал сэр Джон. Лучники слушали внимательно, пытаясь представить себе, как огромные кони в железных наглавниках и боевых попонах, поднимаясь на дыбы, сминают охваченный паникой строй. – Из тысячи всадников дай вам бог уложить сотню! Остальные вырежут вас до единого. Одна надежда – заостренный кол!

Сэр Джон поднял укороченное копье и показал лучникам. Уперев задний конец копья в покрытую палой листвой землю, он наклонил древко, так что обитый железом наконечник пришелся на высоту груди.

– Надо уставить древко в землю, – объяснил командующий. – Когда коня проткнет острием, всаднику в миланских доспехах некуда будет деваться. Поэтому завтра утром всем срезать колья. По одному на каждого. И заострить с обеих сторон.

– Завтра, сэр Джон? – недоверчиво переспросил Эвелголд. – Враги так близко?

– Они могут поджидать где угодно. Поэтому начиная с завтрашнего утра в дневных переходах не снимать кольчуги, ехать в шлемах, держать тетиву сухой и иметь наготове колья.

На следующее утро Ник срезал дубовый сук и алебардой заострил с обеих сторон.

– Когда отплывали из Англии, нам только и твердили, что лучшего войска, чем наше, никто не видывал, – проворчал Уилл из Дейла. – А теперь что? Сырая тетива, лепешки из желудей да колья, будь они неладны!

Длинный дубовый кол только мешал ехать верхом, кони устали, вымокли и измучились от голода, дождь налетал сзади порывами, превращался в ливень, вспенивал поверхность реки. Дальний берег стерегли французы. Упорно и неотступно.

По приказу короля авангард повернул от реки на длинный мокрый склон, наверху которого открылось ровное плато.

– Куда мы теперь? – спросил Хук, когда река скрылась из виду.

– Бог знает, – ответил отец Кристофер.

– А вам Он этого не говорит?

– А твой святой?

– Ни слова.

– Значит, лишь Бог и знает. Только Он.

На глиняном плато дорога вскоре превратилась в грязное месиво, без конца поливаемое дождем. Похолодало. Деревьев на плато оказалось мало, жечь костры было не из чего. Той ночью лучники из какого-то отряда пустили в костер заостренные колья, чтобы согреться. Наутро их наказали плетьми на виду у всего войска, винтенару отрезали уши.

Французские всадники, по-прежнему наезжавшие с юга, почуяли, что армия Генриха близка к отчаянию: изможденные латники на голодных конях уже не обращали внимания на призывно поднятые вражеские копья. Французы, осмелев, с каждым разом подъезжали все ближе.

– Не тратьте стрелы! – велел лучникам сэр Джон.

– Одним французом меньше убивать в бою! – возразил Ник.

Командующий устало улыбнулся: