Багдад: Война, мир и Back in USSR

Налицо была классическая уловка перекладывания с больной головы на здоровую, аргументы по типу «а сам дурак»… Получалось, что вместо того, чтобы мне «на своем рабочем месте» вносить свой вклад, я влезаю в не свое дело, а дальше делайте выводы. В традиционной схеме иезуитской партийной практики прошлых лет, мне бы было ох как несдобровать при таком повороте дискуссии, но тогда обошлось, да и не вспоминал никто, кроме меня, пожалуй, этот эпизод. Я же убедился, что ничего у нас не изменится в царстве-государстве нашем, и что новый Посол, увы, не является «поборником прогресса и демократии, а, напротив, есть что ни на есть ортодокс и ретроград». Но я не знаю, как бы я вынужден был вести себя, окажись я на его месте тогда, вот ведь в чем парадокс. Должность во многом обязывает балансировать между разумным и целесообразным, возможным и посильным. К тому же, действительно, выглядела моя «критика» по меньшей мере по-детски, ведь очевидно, что ни спецпредставитель со Старой Площади, ни даже сам Посол никакого влияния на принятие политических решений, вроде что печатать, а что не печатать в «Правде», не имели. Дух Перестройки, проникший за барьеры границ, возбудивший мои гражданские чувства, увы, создавал лишь иллюзию свободы и нового мышления, и мог служить лишь клапаном для выпуска накопившегося за десятилетия пара, но никакого практического результата дать не мог. Система еще стояла намертво, защищаясь внешне неколебимой риторикой, используя вот такие обычные подмены понятий, софизмы всякие. Чуть что — и ты «враг народа». Но я совсем не хотел быть «врагом народа», и полемики с Послом, естественно, не продолжал, хотя был и сейчас остаюсь искренне уверен, что «Лозунги ЦК КПСС к Первомаю» были инструментом маразматическим, были порождением больного воображения и искаженного восприятия действительности, были вредны, разрушительны и для Партии самой, и для народа, к которому в такой унизительной, принижающей человеческий интеллект, форме, они обращались.

«Труженики полей!!!Повышайте урожайность зернобобовых культур на квадратный километр посевной площади!!» и в таком дебильном ключе штук 30–40 страстных призывов «углублять и повышать»… Отрыжки этого безумного «лозунготворчества» и сейчас нет-нет промелькнут на биллбордах московских («Поддержим малый и средний бизнес!»), но тут другой совсем механизм, другая, материальная логика рекламного рынка, хотя тоже и глупо и смешно звучит…

Летом 1990 года, уже после оккупации Кувейта, меня срочно вызвал Торгпред, нужно было ехать к Министру Нефти Ирака г-ну Челяби, там же будет Посол…Какова моя функция на этих переговорах я мог только догадываться, но «Папа» довольно часто меня брал на встречи с министрами, в качестве переводчика, так что ничего особенного в этом приглашении не было… Встретились в Министерстве с подъехавшим Послом, поздоровались, сели в лифт и едем себе на этаж Министра. Виктор Викторович спрашивает меня:

— Мне тут нужно Ноту Советского Правительства передать Министру, я тогда зачитаю, а вы переведете?

Видимо, «Папа» успел предупредить его, что, дескать, беру с собой переводчика, по совместительству начальника коммерческого отдела, в ведении которого находятся и сырьевые рынки… Я уверенно подтверждаю готовность, но сама постановка вопроса мне уже не нравится. Какая такая «Нота»? Получается, я перевожу политический документ, а там ведь каждый нюанс важен! Неприятное ощущение грозящей опасности начинает заползать под рубашку, под пиджак с галстуком, униформу чиновника при визитах такого уровня. Министр, как и положено, в военной форме, приветливо нас встречает, рассаживаемся на низкие диванчики, нам подают горячий чай. После традиционных приветствий и разговоров ни о чем, Посол достает папочку с документом и вопросительно смотрит на меня — дескать, поехали…

«Основываясь на принципах невмешательства… и во исполнение договоренностей… исходя из суверенных прав…», в общем, все слова известны, но вместе они составляют коктейль формализованных дипломатических оборотов, где каждое наречие или причастие несет сложную, и очень точную нагрузку. Важны нюнсы, устойчивые штампы их исключительно точно передают, а их-то в моем багаже как раз и не было вовсе, не учился я этой «грамоте», только в общих чертах, если что…

Я судорожно начинаю переводить с голоса, но на второй фразе понимаю, что с дипломатическим протоколом мне не справиться. Жуть, стыд и кошмар. Чисто профессионально ничего жуткого в этом не было, я мог легко обойти любую непереводимую фразу, найти эквивалент, в общем, уболтать Министра, но тут же «Нота Советского Правительства!!». Никаких вольностей, все должно быть буква в букву, смысл в деталях, даже в расположении слов. Ни раньше, ни потом мне не приходилось иметь дело с политическими документами такого рода, такого уровня…Холодный пот меня прошиб на второй фразе, Министр заулыбался, и, слава богу, Виктор Викторович участливо взял дело в свои руки:

— Что, сложно вам, да? Ну, давайте я сам тогда…