Пока она возилась с горе-беглецом, поле битвы уже покинула большая часть Ведов, пропал из виду и Влад. Застигнутая врасплох буйством собственных эмоций, Дея металась вдоль границы леса, выискивая заветную фигуру в черном. Она уже понимала, что Влад скрылся, преследуя какого-нибудь из лонгвинских Ведов, возможно даже самого Ихаиля.
Часы ожидания и невозможность снять защиту с осаждаемого беглецами леса, вконец извели несчастную девушку, но Влад сдержал обещание, вернулся к ней ближе к ночи. Разгоряченный скачкой, весь вспененный, всклоченный с остервеневшими глазами, но живой. После боя, в котором он сражался с ожесточенным отчаянием, не смотря на обещание беречь себя, им овладела какая-то горячка, которая и погнала его за спасающимися Ведами. Он искал Ихаиля, но его заклятого врага среди бегущих не оказалось.
В этом сражении он будто бы преодолел все страхи, кроме одного — потерять ее. Он отчаянно просил ее не принимать участия в войне, умолял не снимать с леса печати и не отпускал ее от себя всю ночь — любил так, словно это был их последний миг жизни, словно завтра они уже не проснуться. Влад не мог надышаться ею, был не в состоянии остановить свою развинченною неистовость, пока горячка не отступила, и он не заснул каменным сном.
Казалось у него не осталось сил даже на дыхание. Дея сидела и, насторожившись, улавливала едва заметное вздымание груди. Бледный, изможденный, с разбитой скулой и губой он казался ей сейчас таким хрупким, таким ранимым и немного нереальным, эфемерным каким-то. Она так и не привыкла к его холодной красоте, так и не могла понять, как это природа создала такое совершенство? Уходящая зима была его временем, он был поразительно созвучен с ней: монохромный, звеняще-чистый, опасный. Он как мороз был способен и остужать, и обжигать. Как сама зима он был обманчив во всем — мог обернуться и волшебной чарующей сказкой, и всепроникающим, сковывающим холодом, и снежной бурей. Именно со снежной бурей он ассоциировался у Деи в моменты гнева. Внешне такой холодный и безучастный, он мог обрушить на врагов этот низвергающийся из его рук поток ледяного бешенства.
Во время битвы Дея следила за ним неотрывно, он был прекрасен даже когда нес смерть. Тогда она устыдилась, за то, что любуется им в тот момент, когда от одного взмаха его тонкой руки бездыханные падают люди и Веды. Пусть они были врагами, но ведь в первую очередь они были живыми существами, а это прекрасное, смертоносное создание — ее любовь, крушит их словно куски льда, рассекает по своей прихоти, обращает в ничто.
Дея сидела подле любимого и вспоминала, как не могла тогда оторвать взгляд от этой жуткой, но завораживающей пляски смерти. Все-таки было что-то изысканное в сражении Ведов, ни грязное и пошлое, а фееричное, светоносное. Они уходили так же ярко, как и жили, эти удивительные так и не познанные ею создания.
Однажды она спросила Влада.
— Что есть ворожба?
— Ворожба — это оружие веры, — сказал он ей.
— Во что?
— В себя и силу Источника, — ответил он непонятно.
Теперь Дея понимала, что он тогда имел в виду, потому что видела, как многое может эта вера и насколько она опасна.
«Все, все, что даровано нам свыше имеет обратную, теневую сторону», — думала Дея, сторожа сон любимого.
В эту ночь она впервые взяла Велиоку спать в дом. Положила между собой и Владом и слушала их тихое дыхание, любовалась подрагивающими во сне ресницами, приоткрытыми ртами, вдыхала их запахи, согревала их — детей зимы, своим летним теплом.
Зерна
Яну повезло выбраться на поверхность еще до сумерек. Когда он впервые за долгие недели глотнул чистого, вольного воздуха, у него голова закружилась.
— Как мог я так долго находиться в этой затхлости и темени, — подивился парень, чуть не вприпрыжку побежав по каменистой степи.
Когда он был уже на середине пустоши, ему в голову пришла совершенно бредовая мысль, — «а, что если камни завалившие святилище Ведов не просто камни, что ели это метеорит?»
Он бухнулся на колени и стал расчищать один из них. Натерев неровную поверхность валуна, он увидел странный блеск несвойственный простому булыжнику. В камне явно имелись примеси железа. Ян аж задрожал от возбуждения. Если храм жрецов и впрямь похоронили под метеоритным дождем, то это не просто пустошь — это целое магнитное поле. «В большинстве каменных метеоритов имеются включения никелистого железа», — вспомнились слова из учебника по географии.
— Ну, вот и обычные школьные познания начинают пригождаться, — порадовался Ян.
На Земле конечно метеорит так и не научились плавить. Но он ведь сейчас на Хоре и что-то подсказывало ему, что здешние умельцы выплавят ему из этого куска камня чудный меч.
«Небесному Сагорту Небесное оружие», — подумалось Яну, и он стал судорожно разрывать камни помельче. Натолкав в заплечный мешок сокровища пустоши, он отправился в обратную дорогу.