Багровый снег

– А мне кажется, я знаю, почему они так ненавидят нас… – голос её заколебался. – Мы – зеркало, в котором они отражаются во всём своём безобразии. Нет, нет, мы зеркала тусклые… А одно есть, чистое – Бог. Они, прежде всех, Бога ненавидят. Потому что он всю черноту, всю мерзость их отражает. А следом и нас. Мы им не за богатство, не за положение ненавистны. Нет! Они зеркало разбивают! Чтобы уже ничто, никто не был укором, не пробуждал в них совести. Они в нас себе такой укор чувствуют и простить его не могут. Отсюда такое дикое стремление уничтожить! И уничтожить жестоко, надругаться, чтобы осознать свою силу, чтобы кровью душу залить, опьянеть от неё, и уж обезопасить себя тем от голоса совести. Они не нам мстят, а собственной совести. Её они ненавидят, а мы голос её, её воплощение, а потому так терзают нас! Уничтожить, да-да-да… Уничтожить Бога, церкви, иконы, праведников и тех, кто хоть и грешен, но ещё Богу верен, ещё не почернел до конца… Вот в чём дело! – глаза Ирины Лавровны расширились, речь была сбивчивой, сумбурной. – Они всё святое в себе убить хотят, но прежде должны истребить его снаружи, чтобы ничто не напоминало… А мы напоминаем… И они мстят!

– Осатанели они, вот и всё, – отозвалась Лиза, пристукнув крупной ладонью по ручке кресла.

Ирина Лавровна всхлипнула, зябко передёрнула плечами:

– Холодно у нас…

– Да, правда, – согласилась с ней дочь, поднимаясь резко, не касаясь руками подлокотников. – Надо затопить камин. Я принесу дров.

– Я сам принесу, – сказал Пётр Сергеевич.

Не набросив шинели, он лишь прикрыл башлыком погоны, которые не пожелал спарывать, несмотря на все настояния жены, и спустился вниз. Холодный ветер освежил его. Трудно было носить дрова, имея единственную руку, но не мог полковник допустить, чтобы этой тяжёлой работой занималась жена, не мог позволить себе обратиться в калеку. Он – мужчина, хозяин дома, муж, офицер. И нет важности, что жестоко искалечила его война, своего долга он не забудет и не нарушит. Посмотрев на окна своей квартиры, Пётр Сергеевич заметил, что жена наблюдает за ним. Ему вдруг стало совестно перед ней. Что хорошего видела Лиза от него за их супружескую жизнь? Он пропадал в далёких и опасных экспедициях, выбирая местом службы наиболее трудные районы, на войнах… В кой-то веки добравшись до дома, пропадал в офицерских кружках, обсуждая необходимые для армии реформы, участвуя в их разработке. Даже будучи дома, мыслями он всегда оставался далеко, мысль работала, мысль требовала действия. Даже и поженились они наскоро, и через три дня Пётр Сергеевич отбыл к месту службы. Правда, Лиза никогда не жаловалась, лишь изредка прорывались нотки раздражения на невнимание мужа. Она была слишком гордой, чтобы просить его ласки, его любви. Шутка ли сказать – женщина с высшим образованием, с научной степенью, преподавательница Ксениинского женского института, знакомая со многими поэтами, писателями, политиками, известная в петербургских кругах… Она знала себе цену, она была царицей, она никогда бы не уронила своего достоинства до того, чтобы устраивать сцены или ластиться. Да, кажется, последнего и не умела. Тягаев знал, что жена его отнюдь не бесчувственна, что ведомы ей и любовь, и жалость, но за всю их совместную жизнь не видел он её слёз, не слышал ласковых слов, будто бы стеснялась она их. Лиза, вообще, не любила нежностей, сердилась на них. Превыше всего для неё было её дело, и в этом они были очень схожи. Прожив вместе почти двадцать лет, Пётр Сергеевич не мог сказать уверенно, любил ли он её когда-нибудь по-настоящему. Уважал, восхищался, был благодарен за многое… Но любил ли?

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов

Живёт в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.

Её душа открыта жадно

Лишь медной музыке стиха,

Пред жизнью дольней и отрадной

Высокомерна и глуха…

Странная женщина была Лиза. Столько величия и неприступности было в чертах и движениях её, что едва ли кому-то могло прийти в голову, что к ней можно обратиться на «ты», допустить фамильярность, приласкать… Как из мрамора отлита. Правда, случись интересной беседе, и оживает гордое изваяние, и молнии сияют в глазах, и щёки краснеют, и блещет удивительный её ум, напитанный энциклопедическими знаниями. И как прекрасна она в такие мгновения! Может быть, такой будет она и сегодня, когда вечером придут близкие друзья…

Гости должны были собраться к восьми часам. К этому времени Лиза и Ирина Лавровна приготовили скромный ужин. Жена старательно уложила красивые волосы, надела тёмно-серое платье, очень идущее ей, и словно помолодела, оживилась. Подойдя к Пётру Сергеевичу, она чуть улыбнулась, и что-то похожее на нежность мелькнуло в её глазах.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он, целуя ей руку.

– Мне вдруг показалось, что ты – совсем прежний. Красивый мужчина, блестящий офицер, мечта любой женщины…

– Полно тебе, Лиза. Калека не мечта женщины.