Багровый снег

– Известия… – Володя поморщился. – Господин полковник, вы же знаете, какое наказание теперь с известиями. Еле доходят, да и те не проверишь. Организация наша приказала долго жить. Конспирируют, ждут какого-то похода на Петроград… Нет, позвольте вам заметить, дела здесь делать нельзя. Славно, что барон Врангель теперь не здесь. Решительно.

– Ты уверен, что это так славно? Откуда ты знаешь, что теперь с генералом?

– По последним данным, он в Крыму.

– И большевики – в Крыму. Говорят, там массовые расправы над офицерами.

– Даже если и так, то генерал из этой передряги выйдет невредим! Решительно!

– Почему ты так уверен?

– Да крепко его ангел его бережёт, позвольте заметить! Нет, Пётр Сергеевич, не может такой человек погибнуть бездарно от рук какой-то мрази. Никак не может! Вы бы видели его, когда мы в Галиции сражались! Ночь, немцы по нам стреляют. Мы на полянке в лесу сидим, чай пьём. Вся бригада наша тут же, лошади. Вдруг – бах! Снаряд разорвался! Прямо рядом с нами. Нескольких человек и лошадей покалечило. Солдаты всполошились, иные уже в лес стреканули. А генерал невозмутимо за стол сел и чаю потребовал. Ещё один снаряд совсем рядом с ним ударил, осколок возле него упал. Так он подобрал его и солдатам кинул: «Бери, ребята, горяченький, к чаю на закуску!» Грохнули все, успокоились разом, и уж никакой паники! Да что говорить! Я бы вам случаев таких столько привести мог! С генералом ничего не случится, я уверен. Решительно. А в Петрограде совсем делать нечего, позвольте заметить.

– Что же ты предлагаешь? – осведомился Тягаев.

– А я ещё ничего не предлагал, – лукаво улыбнулся Гребенников. – Кстати, у нас в конторе место освободилось. Не желаете ли занять? Какой-никакой паёк. Лишним не будет.

– Всё возможно. Только ты мне зубы не заговаривай. Сам-то что надумал?

– Пётр Сергеевич, мне думать зело легко, позвольте заметить! Я ж, что перст, один. В поступках своих волен, что птица. Правда и подстреленной и изжаренной птицей до срока стать не хочу. Я, господин полковник, еду-еду, не спешу! Вот, пока тихо-мирно в конторе покручусь ещё. Пока снег не сойдёт, по крайности. А так ведь не всё сумрак, и солнышко проглянет. А проглянет солнышко, так уж и тикать можно. Только бы оказии дождаться подходящей – и айда!

– И куда же?

– Вестимо, на Дон, господин полковник. На Дону наша рать сбирается. Да и барон, раз он в Крыму, чует моё сердце, туда подастся. Не останется в стороне.

– Стало быть, на Дон?

– А то куда же? Лишь бы оказия представилась. А не то поспешишь – и прямиком к Духонину в штаб. Я запрягать долго буду, а уж поскачу затем скорее ветра. А вы как, господин полковник? Не хотите в том же направлении отправиться?

– Когда оказия представится, тогда и видно будет, – уклончиво отозвался Тягаев, смутно чувствуя, что ротмистр темнит.

– Оказия представится.

– Решительно?

– Решительно. А вы пока насчёт конторы подумайте, Пётр Сергеевич.

– Я тебя понял, Володя, – кивнул Тягаев. – Я подумаю.

Гребенников повеселел и, покосившись на накрытый стол, спросил:

– А где же, чёрт побери, наш морской волк? Военному человеку непозволительно опаздывать и заставлять ждать себя голодных товарищей!

– В самом деле, запаздывает Борис Васильевич, – заметил полковник, взглянув на часы. – Но мало ли что. Вот, Михаилу пришлось сегодня несколько кварталов пешком пройти, трамвай остановился. Может, и Кромину не повезло.

Капитан первого ранга Кромин был частым гостем в доме Тягаевых. Дружба их завязалась двенадцать лет назад. Тогда Тягаевы обосновались на новой квартире, и, по счастливому совпадению, молодой моряк оказался их соседом. Так же, как и Пётр Сергеевич, он лишь недавно возвратился с Японской войны, и боль поражения, потеря флота с не меньшей силой жгла ему сердце. Они подружились сразу и крепко. Часами велись жаркие разговоры о положении дел в армии и во флоте, ругали нерешительность и бездарность военного руководства, продумывали необходимые реформы, обращались к примерам прошлого. Вскоре судьба развела их. Кромин увлёкся наукой и скоро отправился в продолжительную экспедицию, Тягаев, уже довольно помотавшийся по разным гарнизонам, решил поступать в Академию. Женившись, Борис Васильевич переехал на другую квартиру, а затем и вовсе получил назначение на Черноморский флот, где и прослужил всю войну. Правда, дружба Тягаева и Кромина не ослабла, они часто писали друг другу, и Кромин, бывая в Петербурге, всегда наведывался к Тягаевым, хотя застать дома Петра Сергеевича у него получалось редко. И, вот, теперь Борис Васильевич приехал в столицу. Приехал, чтобы забрать младшего брата жены, юного гардемарина, и переправить его в Гельсингфорс к живущим там родным. По прибытии Кромин сразу дал знать о себе, и Тягаев ожидал его с нетерпением: как-никак не виделись дольше трёх лет! Да и многое мог порассказать Борис Васильевич о положении дел во флоте, в Севастополе…

Кромин опоздал почти на полчаса. Вошёл, отряхиваясь от снега, подтолкнул вперёд себя разрумянившегося с холода парнишку-гардемарина: