Байки старого боцмана

Крепкое слово на флоте всегда благотворно влияло на любые действия машин и механизмов. Разве можно включить лебедку, не вспомнив о ее сексуальной связи с четвертым механиком? Запустить двигатель, не упомянув о его нетрадиционной ориентации? На худой конец, просто закрутить гайку, промолчав о неприличном поведении ее матери в ранней молодости?

Разве в библии не сказано, что в начале было слово? А какое благотворное действие оно оказывает на микроклимат команды! Разве способен ученый-психолог или, грешным делом замполит, всего тремя словами приоткрыть окружающим тайну бесконечности движения, тем самым, освободить весь коллектив от накопившихся эмоций?

Просто на флоте принято говорить другим, более доступным всем, даже боцману, языком.

…Судя по бойкому обмену мнениями, работа кипела везде. Только на камбузе не кипело ничего. Вернее не закипало. Третьи сутки там не могли запустить электроплиту. Над ней безуспешно колдовала специально направленная в рейс заводская бригада. На камбузе было подозрительно тихо. Только что-то звякало, брякало, с металлическим звоном падало, но не закипало. Третьи сутки бригада не выходила на палубу, то ли стремясь быстрее закончить работу, то ли побаиваясь заинтересованных взглядов оголодавшей команды. Бригада состояла из трех человек и одного практиканта, учащегося заводского ПТУ. Звали его – Николай Петрович, а попросту – Колян.

Специалист он был еще никакой и мог выполнять только два вида работ: подавать инструмент и убирать мусор. А так как бригада по своим возможностям была не способна произвести даже мусор, то оставался только первый вид работ – подавать инструмент. Инструментов у бригады, было, пять: ключ «на 14», ключ «на 16», ключ разводной, кувалда и поломанные плоскогубцы. Все это еще на заводе бригадиру выдали под расписку и он, как лицо материально ответственное, их периодически пересчитывал.

– Где плоскогубцы? – строго, раз в час, спрашивал бригадир.

– У Вас в кармане, – с той же пунктуальностью отвечал Колян.

Остальные необходимые инструменты Колян бегал клянчить у команды. Его бритый затылок маячил то в машинном отделении, то на палубе, а однажды был даже замечен на капитанском мостике. К счастью, вахтенный штурман вовремя обнаружил его долговязое тощее тело, которое уже при первой пятиминутной фразе поникло сантиметров на пять. После этого полутораметровому штурману удалось дотянуться и оторвать от пытливых юных глаз огромный капитанский бинокль. Колян был, низвергнут вниз, а наверху остался так и неизученный фарватер, сердитый штурман и несбывшиеся мечты неудавшегося флотоводца.

Инструмент команда просто так не давала, вот Колян и носился в поисках старшего механика, который при каждой встрече напоминал ему о родном заводе, его директоре и хваленых «передовиках». Слово «передовики», старший механик произносил как-то странно, меняя местами слоги, тем самым, делая в нем незначительную, но очень обидную ошибку. После этого Коляну давали расписаться в какой-то книге и выдавали инструмент. Этот инструмент бригадир не пересчитывал, так как материально ответственным за него лицом уже был Колян.

Прошел лишь месяц, как он сменил армейские сапоги на рабочие ботинки того же 47 размера, и вот уже трое суток увивался возле поварихи Зинули, девицы видной, но доступной. Зинуля была девушка чувствительная, и молодого, изголодавшегося по женской красоте парня ей было, искренне жаль. Но работа, есть работа. В смежном с камбузом помещении кают-компании на обеденном столе были разложены продукты, которые Зинуля выдавала сухим пайком.

Вообще она жалела всех… Радиста, поймавшего на берегу неприличную, по флотским понятиям, язвенную болезнь и теперь лишенного так необходимого диетического питания… Старпома, женившегося «на перспективу» – на дочери капитана-наставника, снятого за взятки через неделю после свадьбы. А больше всего Зинуля жалела себя… Наверное, за то, что не она кормила радиста во время отпуска, не ее отец – капитан-наставник, и больше всего за то, что перспектив у нее не наблюдалось ни в один бинокль…