Бахмутский шлях

— Да у него ж денег нет! А то какой бы дурак не взял за триста такие часы? Хочешь, на спор за двести отдам?

Закружилось, затуманилось в Яшкиной голове, обмякли ноги: какое счастье подвалило! Было двести, и вдруг сразу станет пятьсот рублей! Тогда можно жить, можно купить не одну буханку, а и кое-что к хлебу…

— Бери!.. Бери!.. — уже шепчут ему и остальные.

— Нет у него денег, — презрительно сказал долговязый и сделал вид, что уходит: нечего, мол, даром время терять с такой мелкотой.

И видит Яшка — действительно уходит, уплывает счастье. Крикнуть ему: «Стой! На двести! Мы не таковские, не трусы! Будешь знать, как на спор!»

— Бери!.. Бери!.. Бери!..

Колотится сердце, подступает к самому горлу. Откашлялся Яшка, крикнул:

— Давай!.. За двести…

Вся ватага снова прихлынула к Яшке, смотрят с нетерпением, как он силится — вытаскивает из-под подкладки деньги. Тянет их, а они не даются. Мать посоветовала спрятать подальше. «Дальше положишь, — говорила, — ближе возьмешь». Где уж тут ближе… Яшка рассердился, рванул подкладку — вот они, наконец, хрумкнули в руках. Протянул долговязому:

— Бери!

Взял тот деньги, не считая, сунул в карман, отдал Яшке часы.

— Носи на здоровьечко! Культурненько жить теперь будешь — с часами.

Долговязый издевался, но Яшка не обращал внимания, искал своего знакомца. Нашел, кивнул ему: «Ну, что же ты? Давай неси свои пятьсот». А тот вместо того, чтобы кинуться домой за деньгами, показал Яшке язык.

— Сейчас — спешу! Они ж стоят, дурачок!..

Приложил Яшка часы к уху — правда стоят. Похолодел весь: обманули жулики проклятые… Оставили без копейки… Обманули, сматываются. Вон как улепетывают, трусы…

— Эй, подожди!.. — закричал Яшка.

Но его никто не стал ждать. Ватага быстро скрылась в переулке, будто растаяла.

Брызнули слезы из Яшкиных глаз. Вокруг пальца обвели! Какой дурак, какой растяпа!..

Яшка занес руку, хотел трахнуть часы о землю, да вовремя раздумал: что это даст? Денег все равно не вернешь. Посмотрел на циферблат — секундная стрелка вроде прыгает. А может, Яшке померещилось. Да все равно — что толку от них, зачем они ему?..

Повернулся и поплелся в толкучку.

— Пирожки! Пирожки! Кому горячие пирожки?

— Ряженка! Яички!

— Картошка, картошка! С пылу, с жару! Пока горяченькая, пока горяченькая!

— Огурчики солененькие!

Крутится, вертится толкучка, много вкусных вещей вокруг, да Яшке не пробовать их: прошляпил деньги. Глотнул слюну и отвалил в сторону от продуктовых рядов.

— Продаешь, что ли, парень.

Идет Яшка, ничего не слышит.

— Эй, оглох что ли? — толкнули Яшку в плечо. — Сколько просишь? — и уже выковырнули из Яшкиной руки часы, рассматривают, прикладывают к уху какие-то дядьки. — Хочешь тридцатку?

Пришел Яшка в себя, обрадовался: тридцатка возвращается! А что с нею делать? Буханка хлеба стоит пятьдесят рублей…

— Пятьдесят… — неуверенно попросил Яшка и подумал: «Надо хоть за тридцать отдать, пока идут, остановятся, ничего не дадут за них».

— Ну, что ты, парень! Сорок? Ну, по рукам?

— Мне хлеба надо купить, — проговорил Яшка.

— Ладно, бери полсотню.

И в Яшкиной руке, в которой он только что держал часы, теперь лежали засаленные бумажки денег. Не стал Яшка пересчитывать их, метнулся к продуктовым рядам.

«Надо скорей купить поесть да сматываться с этого базара», — решил он. Выбрал тетку постарше, подошел, как можно ласковее спросил, сколько стоит хлеб. Не погнала, как та, первая, ответила:

— Прошу пятьдесят, отдам за сорок.

— Ну, давайте.

Купил Яшка буханку хлеба, сунул в вещмешок. Приятно потяжелела сумка, забросил за плечо. На десятку взял вареной картошки и подался опять на вокзал.

ЧЕРЕЗ ПОЛЬШУ…

Толкается без цели Яшка по вокзалу, по станции, не знает, что делать, как быть. Домой возвращаться ни с чем не хочется и дальше ехать уж, кажется, некуда: недалеко за Ковелем, говорят, польская граница. Рассказывают знающие люди — в Бресте можно больше толку добиться, чем в Ковеле. Да где тот Брест, как туда добраться?

Ходит по станции, вдоль эшелонов с ранеными, расспрашивает. Нет, никто не знает такого госпиталя. А что, если рискнуть — поехать дальше?

На станции творится что-то невероятное. Такого количества поездов, военной техники, людей Яшке ни разу видеть не приходилось. Казалось, во всем этом скоплении трудно разобраться и трудно навести порядок. Но чья-то невидимая рука разбиралась и направляла грузы по назначению. Один за другим приходили поезда, эшелоны с людьми пополняли свои запасы на продпункте, отправлялись дальше, а на их место тут же прибывали другие.

Яшка уже знал, какие поезда идут на запад и какие — на восток. Порожняку и раненым солдатам, понятно, на фронте делать нечего, поэтому он больше присматривался к составам, груженным военной техникой. Проситься у военных, чтобы взяли его в попутчики, он не стал, заранее знал — ничего не выйдет, за границу его никто не возьмет.

План созрел такой — пробраться незаметно на платформу, залезть под брезент и не вылезать.