Баламутки

Хм, помнится, бабушка говорила, что, когда украшения не снимаются, надо намылить руку. Я завертела головой по сторонам: а где мыло? Куда оно улетело? Мой взгляд замер на темном прямоугольнике пространства под ванной. Мне кажется или вон там, у ножки что-то похожее на обмылок? А что? Если вытянуть ногу, возможно, я его достану.

Я сделала пару глубоких вдохов и потянула носок левой ноги к ванной. Вот только немного не рассчитала и приложилась ступней к металлическому бортику. Бум! Ванна завибрировала, будто колокол, а фигура из ракушек, стоящая на бортике, зашаталась.

– Нет! Нет! – кажется, вслух запричитала я, но это не помогло: поделка грохнулась и разлетелась на сотню осколков.

– Катя, я захожу! – крикнул Никита и, выждав пару секунд, рванул на себя дверь ванной.

Представляю, какая ему открылась картина. Мужчина заметно побледнел и с взволнованным видом уставился на мое изогнутое буквой «зю» тело:

– Что вы… делаете? Вам плохо?

– Нет, мне нормально, – искренне призналась я. – Просто немножко застряла тут.

Он присел рядом со мной на колени, и душа моя ушла в пятки.

– Я не хотела, – зашептала я, сверля Никиту взглядом. – Они меня убьют, да?

– Кто? – глаза Орлова налились паникой.

– Ваши дети.

– Боже, о чем вы говорите? Вы ударились головой?

– Я разбила поделку ваших детей, – пояснила я и показала взглядом на осколки.

Его губы тронула улыбка.

– О! Не волнуйтесь, мы все равно собирались ее выкинуть. Как-то все не очень получилось.

– Не правда! – заверила я. – Очень милая белка была.

– Вообще-то, планировалось, что это будет ежик. Впрочем, не важно.

Мои щеки покрылись румянцем.

– Где вы застряли? – мужчина осторожно заглянул под шкафчик.

Я быстро объяснила ему и про мыло, и про браслет, а потом решила для наглядности подергать рукой. Браслет вдруг соскочил с невидимого гвоздя, и рука вполне благополучно выскользнуло из-под шкафа. Никита задумчиво приподнял одну бровь. Я отвела глаза и одернула футболку. Вот черт! Наверное, теперь он думает, что я конченная идиотка.

На душе стало так хмуро, что захотелось провалиться сквозь землю, но потом я вспомнила про свою находку.

– Кстати, я нашла сережку! – я быстро села и выудила из-под себя дельфиненка.

Лицо Никиты озарилось светом нечаянной радости:

– Таня! Танюша! Иди сюда. Джимми нашелся.

Уже через секунду в дверном проеме появилось лицо его дочери.

– А! – моментально завопила девчонка. – А! Джимми!

Малышка выхватила сережку у отца и запрыгала чуть ли не до потолка:

– Я думала, он на пляже потерялся. Думала, Томми теперь сдохнет от одиночества. А он тут! Тут! Спасибо, папуль.

– Это Катя его нашла, – пояснил Никита, с улыбкой поглядывая на меня. – Под шкафчиком.

Девчонка, недолго думая, бросилась мне на шею, а ее губы стремительно впечатались в мою щеку.

– Спасибо! – пропела малышка и тут же убежала из ванной.

– Это ее любимые сережки, – пояснил Никита.

Я поднялась на ноги и покосилась в зеркало. Лучше бы я этого не делала! Мое отражение напоминало странную маску в черно-зеленых разводах.

– Мне надо умыться, – пробормотала я, отворачиваясь от Орлова.

– Конечно-конечно, – Никита поправил корзину для белья и ногой отпихнул от меня несколько осколков. – Приводите себя в порядок, а о бардаке не волнуйтесь – потом я позову горничную.

Он вышел, а я невольно прижала руку к груди. Сердце колотилось как бешеное.

Через минуту на моем лице не было и следа былой косметической роскоши. Я вытерлась первым попавшимся полотенцем (с краю там, кстати, была козявка) и вышла из ванной.

– Все нормально? – уточнил хозяин номера, задумчиво вглядываясь в мое лицо.

Черт! Он и правда очень красив. Даже, если снимать его в бытовых интерьерах, он будет смотреться круто. Мое воображение невольно зашелестело потенциальными картинками.

Орлов ест яблоко и смотрит в окно.

Орлов работает за компьютером.

Орлов принимает душ, и струи воды красиво скользят по его мускулистым плечам…

Ой, куда это меня понесло? Я невольно покраснела.

– Катя, а вы тоже работаете в бюро? – вопрос Никиты поставил меня в тупик.

– Что, простите?

– Вы работаете у Анжелики Степановны в экскурсионном бюро?

– Нет. Я фотограф, – брякнула я, а потом замялась: а вяжется ли все это с легендой Нины Львовны?

– Фотограф? – Никита, кажется, удивился.

В горле у меня пересохло, а ладони вспотели. Ох, почему я сначала говорю, а потом думаю? Впрочем, отступать некуда. Я откашлялась:

– Да, я начинающий фотограф. И ретушер. А Анжелике Степановне решила помочь по доброте душевной.

– Очень мило с вашей стороны. Значит, у вас свободный график?

– Вроде того.

Он как будто оживился:

– В таком случае, Катя, вы не могли бы сходить со мной в этот самый сад бабочек? – его руки выудили откуда-то принесенные мною билеты и затрясли ими с плохо скрываемой досадой.

– Зачем? – почему-то занервничала я.

Никита глянул на меня с мольбой:

– Не знаю почему, но ко мне постоянно привязываются странные женщины. Вчера вот, к примеру, когда я был с детьми в экзотариуме, какая-то мадам меня чуть не побила. Она все время кричала что-то вроде: «Почему ты, гад, меня игнорируешь?»

– Серьезно?