Балаустион

– Эврипонтиды взывают к низменным инстинктам толпы, всячески их раздувают. А поддерживает их не весь народ, а самое низкое отребье. Так, кучка отщепенцев, – Леотихид с презрением махнул рукой.

– Довольно большая, сказал бы я, кучка. И уж во всяком случае – самая активная. Тебя и твоих людей почему-то никто не кинулся защищать. Хотя наверняка в толпе были люди, именующие себя нашими сторонниками.

Младший брат вздохнул, признавая его правоту.

– Я тебе больше скажу, брат, – я видел городских стражников, что стояли в сторонке и не торопились вмешаться в побоище. А тупость так называемых простых граждан меня просто поражает. Мозгов у них не больше, чем у овец. Скажи им: «Даешь свободу!» – все, готовы крушить и резать. А самим и невдомек, что дай им этого так страстно желаемого ими Павсания, и через год мы увидим за Эвротом македонские знамена.

Эвдамид тему не поддержал, как будто и не слышал слов брата.

– Великие боги, как это все не ко времени! Сегодня разговор с ахейцами был, можно сказать, спокойным. И они так не напирали, и наши горлопаны поутихли. Каллиброт так вообще ни слова не проронил.

Леотихид усмехнулся – он кое-что знал о причинах внезапно пробудившейся лояльности наварха.

– И вот на тебе – Эврипонтиды устраивают погром прямо на городской площади! – Эвдамид расходился все больше. – Отец бы этого так не оставил. Приказал бы номаргам взять Пирра и самых активных его сторонников – и в подземелье. На годик-другой. А там, глядишь, объявил бы, что заключенных крысы съели, буквально за день до того, как он решил их отпустить.

– Да, родитель был крут к бунтовщикам, – охотно подтвердил Леотихид. Он всегда подчеркивал, что считает родным отцом Агиса. Малейшее упоминание о настоящем отце, Алкидаме, ввергало его в состояние бешенства.

– Как жаль, что я не могу так поступить! – Эвдамид наклонился, уронил большие руки на бедра. – Ситуация в городе на грани мятежа. Попробуй сейчас, схвати Эврипонтида. Назавтра полгорода придет, чтобы поджечь дворец.

Леотихид скривился, но возразить было нечего. Сегодня ему пришлось испытать настроение граждан на собственной шкуре.

– Но и сделать вид, будто ничего не произошло, невозможно, – продолжал размышлять вслух молодой царь. – Дело даже не в том, что Эврипонтиды совершенно обнаглеют, почувствовав безнаказанность. Оно бы и к лучшему: возможно, застланный самомнением рассудок толкнул бы их на более серьезный проступок. На такой, что показался бы диким даже в глазах толпы. Тогда можно было бы спокойно их наказать – и Пирра, и его сообщников. Но – проклятье и проклятье! – все это происходит на глазах ахейской делегации. Более того – на глазах римлянина и македонца. Уже к вечеру станет общеизвестно и обрастет кучей самых нелепых преувеличений, как Пирр, сын изгнанного царя, проучил Агиадов. Не только отнял у них отцовский особняк, но еще и под зад надавал…

Установленные вдоль стен бюсты прославленных царей и полководцев Спарты из рода Агиадов снисходительно слушали разговор, притворяясь, что тема им совершенно безразлична.

– Брат!!! – возмущенно воскликнул Леотихид, в ярости ударив кулаком о стену.

– Да-да, так и скажут! – голос царя завибрировал. – И подумают господа ахейцы, и господин римлянин, и господин македонец: а Агиады-то, того, совсем дохлые – им в лицо плюют, а они утираются. И с какой стати мы тут с ними переговоры ведем, с этими сопляками?

Леотихид зарычал, на полклинка вытянул меч из ножен и с треском вогнал его обратно. На щеках младшего Агиада вспыхнули алые пятна.

– Поэтому что-то предпринять придется, – со вздохом подвел черту Эвдамид. Гнев уже оставил его, голос звучал ровно и спокойно. – Думаю, наилучшим решением будет выслать Пирра из города, причем немедленно. Я уже все обдумал, и нашел ему превосходный пост – начальником гарнизона в Сиду, на оконечности мыса Малея. Оттуда он, если хорошо постарается, может докричаться до отца, прогуливающегося по берегу Крита. Здоровая гарнизонная жизнь, свежий воздух моря, целый лох гоплитов в подчинении – о таком начале карьеры может мечтать каждый молодой аристократ. Даже сын царя.

Реакция Леотихида была для царя совершенно неожиданной. Сделав три шага к брату, он схватил его за руку и выдохнул, блестя глазами:

– Не делай этого, брат. Умоляю тебя!

– Ты что, Лео, нездоров? Наверное, утром крепко по голове съездили? – изумленно спросил Эвдамид, отнимая руку. Он поглядел на брата с некоторым состраданием.

– Прошу тебя, Эвдамид, послушай! – голос Леотихида сорвался на шепот, он подозрительно оглянулся. – Оставь все, как есть, или прими другое решение, но пусть Пирр останется в городе. Заклинаю!

– Да в чем дело, разрази тебя гром? – вскричал Эвдамид, вскакивая с трона. – Что все это значит? Опять какие-то интриги? Выкладывай все, мерзавец!

– Да, расскажи нам. Расскажи все! – раздался сзади высокий и сильный голос.

Братья, не ожидавшие, что их слушают, разом обернулись.

– Мать! – ахнули они разом.