Балаустион

– Вот и иди с царевичем и остальными. Хотя смотреть особо не на что: до обеда будут жертвоприношения и хоры возле старого святилища на агоре, потом все пойдут в театр, он в Спарте один, а веселье, выпивка и пляски начнутся только вечером… А нам, мне и Энету, Пирр велел сходить-таки к Антикрату и выяснить наконец, кому из ахейской делегации принадлежал шпион, которого мы спугнули. Антикрат прислал царевичу условное сообщение, что кое-что разнюхал.

– И мы узнаем, под чьим именем скрывается ублюдок Горгил! Потом останется только подкараулить его и… Ха, я пойду с вами. Пес с ними, с этими Дионисиями!

Леонтиск отрицательно покачал головой.

– На этот раз тебе лучше не ходить. Нас до сих пор хотят заполучить римляне… Мы решили, что, возможно, придется пробираться в Персику через задние ворота. Ребята из Священной Моры… нас с Энетом они знают, а тебя нет…

– …и могут не пустить, – закончил за него Эвполид, пытаясь избавить друга от неловкого объяснения. – Ладно, придется отпустить тебя одного.

– С Энетом, – поправил сын стратега. – А он стоит двух.

– Будь там осторожен. Не лезь иноземцам на глаза. Тот преторианский жлобина наверняка в претензии на тебя…

– Да уж, – усмехнулся Леонтиск. – Ничего, прорвемся. Думаю, дело не займет много времени. Антикрат на службе и вряд ли урвет для нас больше четверти часа. Если не встретимся на празднестве раньше, в полдень буду у храма Аргиены.

Зимние или, иначе, Сельские Дионисии были праздником молодого вина. В Элладе они отмечались издревле, знаменуя момент, когда все вино последнего урожая оказывалось разлито по бочкам, и у сельского жителя оставалось некоторое время отдыха до начала следующего сезона. Даже в Спарте, где культ Диониса никогда не был так развит, как в Афинах или ионийских городах, Дионисии включали в себя торжества, требовавшие участия царей и других высших магистратов полиса.

Поэтому Леотихид несколько удивился, когда утром в день Дионисий в его покои пожаловал царь Эвдамид. Причиной его появления, без сомнения, была сегодняшняя операция с афинянами. Нервозная гримаса на лице старшего Агиада разительно контрастировала с шафранным, в пестрых узорах, костюмом Диониса, которого царь должен был изображать на празднестве. Леотихид подумал, что к этим виноградным гроздьям и разноцветным лентам куда больше подошли бы румяные щеки и пьяная улыбка, чем бледное лицо и красные веки царя, выдававшие, что ночь он провел без сна. Элименарх и сам немного волновался, но это было радостное возбуждение истинного воина перед битвой.

– Все в порядке, – поспешил успокоить он брата, взглядом приказав илоту-цирюльнику, застывшему с бритвой в руке, выйти вон. – Люди готовы, каждый выполнит свою часть плана. Я буду контролировать все в общем и каждого в отдельности.

– Горгил согласился, чтобы ты командовал операцией? – Эвдамид не смог сдержать брезгливости, произнося имя убийцы.

– Афинских хлыщей я беру своими силами – не думаю, что люди мастера смогут лучше ориентироваться в окрестностях города, чем мои ребята. Ночью ублюдков передадут Горгилу.

– А что насчет «римских» улик?

– И с этим все решено, – Леотихид тряхнул рыжей гривой. – Мастер Горгил берет дополнительные улики на себя, чтобы расплатиться за «доставку» мальчиков. Когда он закончит с ними, трупы спрячут в камышах у Эврота за Платанистой. Место вроде бы глухое, на взгляд иноземцев, но всяк живущий в Спарте знает, что это излюбленное место рыбаков. Они и найдут мертвецов, когда придут поутру ставить бредни. Один из покойников будет сжимать в руке римскую шпалеру, как будто оторванную в драке, у другого на спине будет вырезано по-латыни ругательное слово.

– Не слишком ли грубые свидетельства? – нахмурился Эвдамид.

– Для спартанских хамов в самый раз – просто и убедительно. Кроме того, мы ведь надеемся на то, что сестры-простолюдинки – подружки афинян – проболтаются. Надеюсь, стыд или страх не заставят их держать язык за зубами. Так или иначе, к обеду слух об убийстве разлетится по всему городу. Всем известно, что римляне хотели заполучить этих парней для сведения счетов. Будет выглядеть так, что они их схватили, убили и спрятали. Но спрятали неудачно, – ну что же, не повезло. Ничего, бывает.

Эвдамид провел рукой по волосам, с досадой отбросил переплетенную цветной лентой косицу, сдержанно вздохнул.

– У меня дурное предчувствие. Не пойму, в чем дело. Но уверен – что-то пойдет не так, как планируется.

– Брось, братец! Вот увидишь – завтра к вечеру толпы граждан будут осаждать Персику, требуя, чтобы римлян выдали им на растерзание. Тебе придется усилить Священную Мору своими номаргами, чтобы эти заморские свиньи смогли выехать из города. Разве мы не этого хотим?

– Этого, клянусь богами, – Эвдамид с видимым усилием взял себя в руки, криво улыбнулся. – Что-то я раскис… Это все от непривычки к злодейству. Мать рассказывала, что отец часто просыпался ночью с криком и хватался за меч, который всегда лежал в изголовье. Ему казалось, что в спальню пробрались убийцы. Теперь я его понимаю. Когда совесть нечиста…