Балаустион

Прямоугольный глаз окна потемнел – видимо, солнце отвратило свой сверкающий лик, не в силах взирать на сцену сего ужасающего злодейства. Впрочем, светило быстро оправилось, ибо нет в жизни людей такого, чего ему не приходилось бы видеть бессчетное множество раз. Уже спустя полминуты веселый желтый лучик осмелился заглянуть в царскую опочивальню, спрыгнул на пол и заиграл последними белыми пылинками, осевшими на ковер. Жизнь продолжалась.

Из груди Пирра Эврипонтида вырвался сдавленный звериный вой.

– Остальное вам известно. Когда ворвались номарги, я находился в полубезумном состоянии, и даже не смог бы подняться на ноги, не то что защититься или попытаться что-то объяснить. Я и соображал не очень четко, и практически не помню, что произошло дальше, и как меня доставили сюда.

– Ты обязан жизнью царевичу Диону, командир, – пояснил Галиарт. – Он спас тебя от Иамида, который озверел, увидев мертвого государя.

– Вот как? Хм, поблагодарю Диона, если мне дадут такую возможность. А Иамид… как он мог поверить, что… эх! – Царевич закусил губу, тяжело дыша и хмуря брови. – Окончательно я пришел в себя только вчера днем, спустя более суток… – продолжал он через полминуты. – Проклятое зелье! И проклятый Горгил! Мы столько раз избегали ловушек убийцы, что расслабились, и вот… – Пирр громко заскрежетал зубами, – он нанес удар. Опустошающе смертоносный. О, отец…

– Это Эпименид ввел убийцу в покои государя, – глухо произнес Гермоген. – Отослал прежнего лекаря, сказав, что его человек – несравненный знаток трав. Какой невероятный цинизм!

– Эпименид предатель, – промолвил царевич медленно, словно пробуя эти горькие слова на вкус. – Но, великие боги, почему?

Он качнулся на лавке, опершись спиной на обитую крашеным деревом стену. Камера царевича вообще мало походила на узилище: в ней находились удобная кровать, стол с табуретом и тумба, на полу лежал ковер, пускай и видавший виды, на стене красовались почти не облупившиеся фрески, и только тяжелая железная дверь да толстый прут поперек узкого окна напоминали, что это не комната на дешевом постоялом дворе, а тюрьма.

– Каковы бы ни были причины, побудившие его на злодеяние, сути это не меняет. Эпименид предал и заплатит за это, – сурово сказал Гермоген.

– Жизнью, – добавил Галиарт. Он готов был совершить казнь собственными руками, но подозревал, что ему пришлось бы драться с множеством других, жаждущих сделать это.

– Да будет так, – с каменным выражением лица кивнул Эврипонтид. – И я желаю насладиться возмездием раньше, чем испущу дух в руках палача.

– Мы не допустим несправедливого суда! – горячо вскричал Галиарт. – Царь Полидор прибывает в Кидонию завтра, и царевич Дион обещал, что попросит отца предоставить тебе убежище.

Гермоген покачал седой головой.

– Лакедемон никогда не допустит этого, и критскому царю нет резона вешать себе на шею чужую проблему. Напротив, я полагаю, что Полидор будет счастлив возможности как можно скорее отправить тебя, наследник, в Элладу и предоставить спартанцам самим разрешать это дурно пахнущее дело. Он и в эти годы нас не очень-то жаловал: всего дважды мы были приглашены на официальные празднества, зато стоимость Полидорова гостеприимства повышалась из года в год. Это еще одна печальная новость, юноша: из того золота, что нам удалось тайно спасти от конфискации и вывезти на Крит, осталась едва десятая часть. Дом Эврипонтидов почти разорен.

– Нет, ведь нам вернули земли и особняк, – ответил царевич. – Но, уверяю тебя, верный Гермоген, что о деньгах я буду беспокоиться не раньше, чем спасу свою жизнь и отомщу убийцам отца. Я имею в виду не столько самого Горгила, сколько его нанимателей. Что же касается критского царя – я бы и не подумал воспользоваться убежищем, даже если бы он его предоставил. Я не убивал отца! И не намерен скрываться от суда, как виновный.

– Но дело, клянусь Афиной, обставлено так, что оправдательный вердикт невозможен! – вскричал Галиарт. – Они убьют тебя!

– Пусть, если такова тяжесть моего жребия, – склонил голову Пирр. – Я подчинюсь воле богов, но людям без борьбы я не сдамся.

Глаза Эврипонтида блистали огненными всполохами, он сам был похож на бога. Плечи Галиарта покрылись гусиной кожей, и он глядел на Пирра, как завороженный.

– Истинные спартанцы встанут за тебя, молодой Эврипонтид, – проговорил суровый советник. – Никто не поверит, что ты виновен. Мы призовем на помощь законников и сочувствующих нам магистратов.

– Мы поднимем мечи! – выпалил сын наварха.

– И если Агиадам недостанет сил погубить нас, мы уничтожим их! – от голоса Пирра мороз драл по коже. – Всех до единого.

Солнечные лучи, проникающие через два разделенных колонной окна, освещали неширокий серый коридор, начисто лишенный архитектурных и прочих украшений, которыми были полны парадные помещения Персики. Этот скрытый проход был одним из рукавов тайного лабиринта, пронизывающего громаду старого дворца. Коридор заканчивался дверью, ведущей в подземный ход, а тот, проходя под половиной Спарты, выводил в один из стоявших за городом постоялых дворов.