Балаустион

В двух шагах перед Галиартом маячила сутулая спина и седоватый, с намечающейся лысиной, затылок Павсаниева секретаря Гермогена. Он тяжело перенес смерть царя, постарев за одну ночь на десять лет. А глаза сурового советника, и без того неприветливые, навсегда превратились в черные, наполненные гневом озера.

Пожилой распорядитель царской тюрьмы согласился пропустить к заточенному в темницу царевичу только двоих человек, поэтому «спутникам» пришлось тянуть жребий, и повезло Галиарту. Вторым посетителем без всякого обсуждения стал секретарь Гермоген. Вел иноземцев упитанный десятник, каждый шаг которого сопровождался звоном внушительной связки висевших на поясе ключей. У обеих железных дверей, которые пришлось отпирать этими ключами, Галиарт насчитал в общей сложности семерых стражников, включая самого десятника. Впрочем, наблюдения эти были, увы, бесполезны, – идея о том, чтобы устроить Пирру побег, его соратниками даже не обсуждалась.

Наконец, лязгнула запором и заскрипела, поворачиваясь на петлях, дверь камеры и оба посетителя шагнули в серое помещение, в котором вот уже третьи сутки содержался Пирр Эврипонтид, наследник спартанского трона.

– Постучите, когда соберетесь выходить, – проговорил десятник, прежде чем с лязгом захлопнуть дверь темницы за их спинами. Задребезжал задвигаемый засов. Зазвучали, удаляясь, сопровождаемые звоном шаги.

– Приветствую тебя, командир, – неуверенно произнес Галиарт, вглядываясь в неподвижно сидевшую на скамье фигуру с закрывавшими опущенное лицо черными волосами.

Царевич поднял голову. Его лицо было помятым, веки красными от бессонницы, а желтые волчьи глаза были наполнены таким лютым огнем, что у Галиарта на какое-то время отнялся язык. До конца своей жизни Пирр обладал этим даром – подобно Горгоне Медузе, обращать в камень тех, на кого упал его взгляд…

– Вы нашли убийцу? – слова сорвались с губ Эврипонтида с шипящим свистом.

Галиарт немедленно виновато потупился, а Гермоген медленно ответил:

– К сожалению, нет, наследник.

– Мы исследовали покои государя от пола до потолка – простучали все стены, исследовали каждую щель, и… ничего, – добавил сын наварха.

– А уборную?

– И уборную тоже. Если в опочивальне и есть потайная дверь, она очень массивная и наверняка запирается каким-то скрытым механизмом…

– То есть как это «если есть дверь»? – медленно роняя каждое слово, произнес Пирр. – Как-то ведь проник туда этот проклятый демон.

Его глаза, казалось, прожигали Галиарта насквозь.

– Да, разумеется, – поспешно закивал головой тот. – Само собой, никто из нас и мысли не допускал, что это ты, командир… гм… убил отца… государя… Но если б мы знали, что произошло, то, возможно, могли бы понять, что нужно искать. Вот мы и пришли…

Пирр встрепенулся.

– Нужно немедленно схватить докторишку, поганого эскулапа Эпименида. Это ведь он, подлый пес, все провернул. Я думаю, это сам Горгил или один из его подонков…

– Горгил? Доктор? – выпучил глаза сын наварха. – Но ведь он вышел из спальни… а потом, когда вернулся, то и обнаружил…

С каждым словом голос «спутника» звучал все тише.

– Эпименид знает, что вы пошли ко мне? – перебил Галиарта царевич. – Если так, вы умрете, как только выйдете отсюда. Он властен приказывать номаргам…

– Эпименид отплыл в тот же день, позавчера. Вместе с геронтом и остальными, – сухо обронил Гермоген.

– Проклятье, – Пирр осел обратно на скамью, на мгновенье закрыв лицо руками. – Да, следовало догадаться… все было продумано. Проклятый предатель!

– Быть может, наследник, ты расскажешь все, что тогда произошло? – секретарь решительно присел на каменную скамью рядом с царевичем. – Мы должны знать это, чтобы продумать стратегию защиты. И перед критскими судьями, и, что намного сложнее – перед лакедемонскими.

Пирр скрипнул зубами, но, быстро взяв себя в руки, заговорил. Его металлический голос был почти вовсе лишен человеческих эмоций – так болезненны были для царевича воспоминания о пережитом.

– Когда я зашел к отцу, лекарь как раз заканчивал поить его какой-то бурдой. Сказав, что скоро вернется – проклятый шутник! я ведь мог – если бы боги дали мне знак – заколоть его на месте, задушить, разорвать голыми руками, – он вышел вон. Мы говорили с отцом… решили, что я отправлюсь в Спарту вместе с геронтом и прослежу, чтобы Агиады в последний момент не подстроили какую-нибудь гадость…

Схватив стоявшую у кровати чашу с водой, Пирр припал к ней губами и жадными, долгими глотками выпил ее до дна. На черной щетине, явно обозначившейся на щеках и подбородке, заблестели прозрачные стеклянные капли.

– Я сидел у постели отца, спиной к двери уборной…

– Одним словом, свиньи уже почувствовали, откуда дует ветер, и принялись второпях менять паруса? – Павсаний сегодня выглядел на редкость бодрым и воодушевленным. В темных глазах царя, устремленных на сына, плескалось нескрываемое торжество.