Балдуин Справедливый

Въ дополненіе несчастій Фландріи, Робертъ Іepyсалимскій, хотя и возвратился, наконецъ, въ Европу, но палъ въ битв при Мант, сражаясь за Людовика Толстаго. Графскую корону Фландріи принялъ отъ Роберта сынъ его Балдуинъ VII, — человкъ молодой, и, правду сказать, — ждали отъ него немного прока.

Когда короновали Балдуина, онъ, по старому обычаю, въ графской мантіи и въ внц, показался съ вышки своего дворца гордымъ вассаламъ и шумящему народу.

Съ важною осанкою стоялъ онъ надъ толпой; взоръ его быль суровъ; на тяжелый боевой топоръ опиралъ онъ закованныя въ сталь руки. Изумился народъ: никогда еще не видалъ онъ такимъ веселаго принца Балдуина. Мертвая тишина легла надъ площадью, и, когда заговорилъ новый графъ, рчь его неслась гулко и вско, какъ набатъ, — и ни одно слово не пропало даромъ.

— Откройте уши, господа, — сказалъ Балдуинъ, — и слушайте меня хорошенько. А выслушавъ, поймите и запомните. Сегодня я, Балдуинъ VII, сынъ Роберта, графъ Фландрскій, учреждаю въ стран миръ общій и дворянскій. Учреждаю, утверждаю и клянусь поддерживать его, дондеже есмь.

— Объявляю его съ этого самаго дня, съ этого самаго часа. Объявляю его вашему честному собранію и велю провозглашать о немъ на всхъ площадяхъ и перекресткахъ. Я сказалъ, — и миръ уже въ сил. А — кто его нарушить, — горе тому!

И взмахнулъ топоромъ Балдуинъ и крпко стукнулъ имъ по периламъ балкона. А солнечный лучъ игралъ на топор, и зловщая сталь сыпала веселыя искры.

Тогда выступилъ впередъ, въ воинскомъ доспх, герольдъ и, развернувъ хартію, писанную золотомъ и киноварью, прочелъ громко:

МИРЪ ОБЩІЙ. МИРЪ ДВОРЯНСКІЙ.

МИРЪ БОЖІЙ.

I. Да никто не дерзаетъ врываться насильно въ чужіе дома ночными часами.

Не то — казненъ будетъ смертью.

II. Да никто не дерзаетъ поджигать чужое жилье, ниже грозить другому поджогомъ.

Не то — казненъ будетъ смертью.

III. Да никто не дерзаетъ носить оружья на тл — кром судей, солдатъ, охраны и полиціи графа.

Не то — казненъ будетъ смертью.

IV. Кто убилъ или рану нанесъ, пусть докажетъ предъ правымъ судомъ, что невольно онъ грхъ совершилъ, защищая себя отъ ударовъ другого.

Не то — казненъ будетъ смертью.

V. Пусть свою правоту подтвердитъ онъ поединкомъ или Божьимъ судомъ — испытаньемъ водою, огнемъ иль желзомъ.

Не то — казненъ будетъ смертью.

VI. Судьи графа, чиновный синклитъ и вс, кто подъ графомъ и съ графомъ, — да творятъ всмъ въ стран добрый судъ.

Не то — казнены будутъ смертью.

VI. Да не смютъ они налагать податей не подъ силу народу.

Не то — казнены будутъ смертью.

И снова взмахнулъ топоромъ Балдуинъ и снова поклялся.

— Миръ общій и вчный. Такъ я сказалъ, — такъ теперь и будетъ. А — кто его нарушить, — горе тому.

На завтра, посл обдни, Балдуинъ вновь вышелъ на вышку дворца. Большая свита слдовала за нимъ, а на площадь пришелъ палачъ, съ своими подмастерьями, — и положили они плаху, и разожгли костеръ, и повсили надъ костромъ котелъ съ коноплянымъ масломъ.

И вскричалъ герольдъ:

— Кто хочетъ просить суда у его свтлости графа Фландрскаго? Выступайте впередъ и обвиняйте безъ страха!

Нищая старуха, въ рваномъ рубищъ, вся въ синякахъ и ранахъ, подняла руки вверхъ и — расталкивая предъ собою толпу — завопила:

— Я! Я прошу суда у графа!

И когда стала предъ лицомъ Балдуина, сказала:

— Ваша свтлость! Я бдная вдова. На шe у меня — трое сиротъ: дти моего покойнаго сына, что сложилъ голову въ Палестин, на служб Господу Богу и его свтлости, вашему отцу. Ихъ, ваша свтлость, надо поить и кормить, а достатки мои малые. Всего-то имущества у меня было — хата, да дв коровенки. Вчера, ввечеру, халъ мимо министръ вашъ, Пьеръ д'Осканъ, — вонъ этотъ великолпный рыцарь, что стоитъ возл вашей свтлости. Полюбились ему мои коровы, и онъ веллъ своимъ лакеямъ угнать скотину къ себ, въ свой коровникъ. А когда я сказала: — Нтъ, господинъ рыцарь, теперь не т времена! — и стала грозить ему вашимъ судомъ, — министръ вашъ приказалъ слугамъ разнести мою хату по бревну, избилъ меня и сиротъ… и вотъ я предъ вашею свтлостью, вся — какъ видите.

Ничего не отвтилъ старух Балдуинъ, точно и не слыхалъ ея. А рыцарь Пьеръ д'Осканъ стоялъ — не роблъ. Могучій онъ былъ человкъ, и не ему было бояться графского суда и поклеповъ какой-то нищей старухи.

— А что, палачъ, — сказалъ Балдуинъ, — хорошо ли разгорлся твой костеръ, довольно ли вскипло въ котл масло?

— Никакъ нтъ, ваша свтлость, — отвчаетъ палачъ. — Сiю минуту вскипитъ, — обождите самую малость!

Графъ кивнулъ головою, и герольдъ закричалъ:

— Кто еще проситъ графскаго суда, выходи впередъ и обвиняй безъ страха.

Оробла старуха. Видитъ Пьеръ д'Осканъ глядитъ на нее звремъ, а самъ ухмыляется въ усъ:

— Что, старая вдьма, много ли взяла? А теперь — погоди! теперь теб, за кляузы, не то еще будетъ!