БАЛЬЗАМ АВИЦЕННЫ

Словно подслушав, Нафтулла на ломаном русском языке начал путано объяснять, что он бедный мелкий торговец и разбойники могут разорить его, отобрав товар. Разные племена и роды враждуют между собой и им ничего не стоит обидеть одинокого путника. Хорошо, если только ограбят, но вдруг убьют? А на казаков Дениса-бала никто не решится напасть. Поэтому Нафтулла и держался поближе к ним. Напрасно русские подозревают его в чем-то недостойном: он никогда не замышлял против них дурного.

- Зарекалась ворона говно клевать, да все никак мимо пролететь не может, - заключил хорунжий.

Станичники дружно заржали, Кутергин и фон Требин тоже не удержались от улыбок: азиат действительно внешне очень походил на ворону. Не понимавший причины их веселья Нафтулла заискивающе заглядывал в лица офицеров и тоже улыбался, хотя ему было совсем невесело: отпущенные Имамом две луны истекали!

- Прилипнет теперь, как смола, - сердито сплюнул Кузьма Бессмертный. - Я его поганые повадки знаю: ни в жисть не отвяжется.

- Ладно. - Капитан махнул рукой. - Пусть, если так хочет, едет за нами. Когда-нибудь это ему надоест.

- Ага, - поддакнул Денисов. - Все высмотрит и наведет кого...

- Так что же нам, убить его? - возмутился фон Требин. - Тогда уж точно никому ничего не скажет.

- Николай Эрнестович прав, - поддержал его Кутергин. - Не убивать же его в самом деле?

- Как знаете, а по мне так лучше порешить, - глухо ответил Денисов.

- Ну, знаете ли, Матвей Иванович! - Фон Требин даже задохнулся от негодования, но под взглядом капитана сдержался и замолчал.

Хорунжий мрачно поглядел на него и дал знак казакам отпустить Нафтуллу. Азиат кланялся офицерам и благодарил, потом прыгнул на ахалтекинца, взял повод заводных лошадей, нагруженных тюками, и выехал из маленького лагеря русских. Проезжая мимо Федора Андреевича, он неожиданно обернулся к нему:

- Денис-бала не верит. А ты верь! Ты и я один кисмет!

Когда он скрылся в песках, капитан окликнул урядника Бессмертного:

- Кузьма! Скажи-ка, что означает у местных словечко «кисмет»?

- Кысмэт? - на манер степняков повторил казак. - А это у них так называется судьба...

***

Все случилось неожиданно, ранним утром, когда уже растаяли пряные ароматы ночи и солнце успело растворить в своих лучах краски земли, сделав ее бесцветной. С ног до головы покрытые пылью два казака передового дозора вымахали на гребень бархана, и тут же хлопнул выстрел. Сипя простреленной грудью, один из дозорных начал сползать с седла, а другой не стал ждать следующего выстрела, развернул жеребца и помчался назад Он привстал на стременах, сорвал с головы лохматую папаху и, размахивая ею, на всем скаку заорал:

- Эгей, эй-эгей!

В погоню за ним полетели десятка полтора конных, беспорядочно стреляя из ружей и размахивая сверкавшими кривыми клинками.

Казаки в мгновение ока расчехлили ружья и дали ответный залп, разом выбив из седел половину нападавших, потом рванули из ножен тяжелые шашки. Пригнувшись в седлах и опустив руки с клинками вниз, чтобы затекли они злой горячей кровью для смертельного удара, станичники развернулись полумесяцем жидкой лавы. На коне да во поле казака не тронь! Кочевники давно знали, что в открытом бою один казак стоил десятка и взять жизнь этих осторожных и смелых всадников можно только хитростью. Горе тому, кто не знал этого!

Дрогнула прокаленная зноем земля под копытами коней. Окружить и вырубить басурманов до единого! Пластать их острой шашкой, до боли в плече, до багровой темноты в глазах.

- Ур-р-а-а-а!..

Федор Андреевич, поддавшись общему порыву, тоже выхватил подаренную Масымханом саблю и пустил коня в галоп. Рядом, размахивая шашкой, скакал бледный фон Требин. Кутергин оглянулся: как там Епифанов с Рогожиным? Солдаты уже примкнули к ружьям штыки и, на всякий случай, разворачивали повозку. Позади них на дальнем бархане темнел силуэт всадника на высоком тонконогом коне. «Нафтулла», - понял капитан.

Враги повернули коней и скрылись за барханом оставив убитых валяться на песке. Перевалив через гребень холма, Кутергин увидел небольшой караван и скакавших навстречу казакам всадников в пестрых одеждах. Привстав на стременах, они крутили над головами саблями, раздирая рот в крике:

- Алла-а-а...

С лязгом и воплями конные сшиблись. Фон Требин тоже устремился в беспорядочную, как ему показалось сумасшедшую схватку. На миг рядом промелькнуло лицо Денисова с налитыми кровью выпученными глазами, и он услышал злой окрик:

- Не ломай строй, мать твою!..

«Какой строй?» - подумал Николай Эрнестович. Какой тут строй, если здесь рубят налево и направо, отражая удары и вертясь в седлах, как на карусели? Хрипели и кружились под взбешенными седоками взмыленные кони. Все смешалось: свои и чужие.