Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Нетрудно представить, как изумлялась и всплескивала руками Мадлена, слушая рассказ об убийстве в окрестностях Базоша: «Боже мой! Подумать только! А что госпожа графиня на это скажет! А барышни! Такой милый господин, еще вчера обедал в замке… Ох, вот оно как обернулось-то дело… Господь милосердный!» И хотя рассказчик торопился к новым слушателям, намереваясь еще раз посмаковать жуткую историю, Мадлена успела выведать массу подробностей, и теперь у нее чесался язык, тем более что рассказать новость надо было сразу троим. «Сначала забегу на кухню к Бетти, затем к барышням в малую гостиную, а уж потом в спальню графини…»

Грохоча тяжелыми сабо, она промчалась по двору, взлетела на крыльцо, вихрем ворвалась в кухню и закричала:

— Бетти, ничего-то ты не знаешь! Господин Леон Бувар мертв!.. Сегодня утром разбойники убили его вместе со слугой Тиже и лошадок их прикончили.

Валентина читала, Рене рисовала акварелью распустившийся в горшке розовый рождественский куст, когда в гостиную влетела Мадлена:

— Ох, барышни мои хорошие!.. Беда-то какая!

— Что еще случилось, Мадлена?

— Если б вы только знали!

— Да что такое?

— Убили его, бедняжку! Убили утром, вместе со слугой. Оба мертвехоньки, на дороге валялись. А крови-то, крови!..

— О ком ты говоришь, Мадлена? Кто умер? — изменившимся голосом спросила Рене.

— Да этот бедный господин Леон Бувар… Его убили разбойники из банды Фэнфэна! Сегодня утром, возле Шоси!

С этими словами кумушка, развернувшись на каблуках, выскочила из гостиной и помчалась в комнату хозяйки. Вслед ей неслись крики девушек, напуганных ужасной новостью, но она их уже не слышала.

Потрясенная Валентина горестно вскрикнула, она тотчас подумала о несчастных родителях, а главное, о госпоже Бувар. Слезы подступили к ее глазам, и девушка прошептала:

— О Господи! Сжалься над несчастной матерью! Но, послушай, Рене… Что с тобой? Отвечай же, ты пугаешь меня!

После слов Мадлены Рене глухо вскрикнула и, задыхаясь, схватилась за грудь — она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Внезапно девушка покрылась мертвенной бледностью, губы ее побелели, в глазах появилось выражение неизъяснимого ужаса и взгляд остекленел, словно у покойника. Рене хотела заговорить, закричать, справиться с охватившими ее чувствами, но с губ ее не сорвалось ни единого звука, и бедная девушка, сраженная известием, без сил, едва дыша, затрепетала и вдруг замерла, как смертельно раненная птица.

Валентина испугалась, но не потеряла голову. Зачем звать, зачем ждать неловких и болтливых служанок, посвящать их в тайну, о которой она сама только сейчас догадалась? Даже не подозревая, что способна на такое усилие, Валентина подняла Рене и перенесла на кушетку, подложив ей под ноги подушку, и поднесла к носу девушки флакон с нюхательными солями, которые наши предки, весьма чувствительные к их резкому запаху, всегда носили с собой. К великому ужасу Валентины, почти такой же бледной, как ее кузина, обморок не проходил.

Но вот Рене с трудом открыла глаза, глубоко вздохнула и разрыдалась. Плакала она долго, а Валентина, как деликатная и любящая старшая сестра, молча утирала ей слезы и шептала слова утешения, подсказанные великодушным сердцем. Наконец Рене с трудом произнесла:

— Валентина, милая, как я страдаю!.. Боже мой, как я страдаю!..

— Мужайся, Рене! Собери силы, я буду утешать тебя… Жизнь и со мной обошлась жестоко…

— Неужели это правда, то, что сказала Мадлена?! Это страшное известие?..

— Будем надеяться, что нет. Ты же знаешь, крестьяне часто преувеличивают. Возможно, просто несчастный случай, падение с лошади…

— Да, конечно, — согласилась Рене, цепляясь за эту мысль, и ее мертвенно-бледные щеки слегка порозовели. — Конечно, иначе…

— Значит, ты любишь его, милая Рене, — сочувственно произнесла Валентина, и на губах ее появилась легкая улыбка, которая, однако, быстро исчезла.

— Не знаю, может быть, именно это чувство называют любовью, — тихо ответила Рене, и нежный голос ее задрожал, — только когда я услышала, что он умер, мне показалось, что я сама вот-вот умру.

— Прости, дорогая, что я проникла в твою тайну… но я сохраню ее здесь! — и Валентина положила руку на сердце. — Впрочем, я уже давно подозревала, что все обстоит именно так, и рада за тебя, потому что капитан во всех отношениях достоин любви, тем более что ваши чувства взаимны, хотя он тебе никогда не признавался в них.

— Неужели это чувство — действительно любовь? Это нежное и жестокое чувство, которое то беспричинно опьяняет тебя, то терзает душу, разрывая ее на тысячи кусков…

— Да, я думаю, это именно оно.

— Но есть еще что-то, чего я не могу объяснить.

— Послушай, дорогая, хочешь, я расскажу, что ты чувствуешь?

— Да! Но, умоляю, попроси тетю послать кого-нибудь, чтобы как следует все разузнали. Для меня жизнь как будто остановилась.

— Я сама пойду и распоряжусь — пошлю Эжена на лошади.

Оседлав коня, слуга стремглав помчался в Базош.

Вернувшись, Валентина села возле кузины, которая уже улыбалась сквозь слезы.