Бангкокская татуировка

— И вы руководите сетью, которую создал он?

— Да.

— Следовательно, должны знать о Митче Тернере больше всех остальных на земле. По крайней мере о том Митче Тернере, который в течение скольких-то месяцев жил в Сонгай-Колоке.

— Больше восьми месяцев. — Мустафа посмотрел мне в глаза и позволил себе некое подобие ухмылки. — Восемь месяцев и две недели.

— И все это время ваши люди ходили за ним, куда бы он ни направился?

— Мой отец объяснил вам, что мы старались сохранить ему жизнь. Это можно было сделать единственным способом — не сводить с него глаз.

— Он догадывался, что за ним следят?

Мустафа мотнул головой:

— Нет. Тернер был очень глуп. — Мусульманин взглянул на меня в упор и поправился: — Я употребил неверное слово: он был типичным фарангом — заблудшим, сбитым с толку, мечущимся в тысячу сторон, словно его обуревает демоны. Блуждал в собственном сознании и почти не замечал происходящего вокруг. Я мог бы послать за ним десяток людей, построив в шеренгу, — он бы все равно ничего не заподозрил. Фаранг до мозга костей, этот человек считал, будто шпионит он один. Американец деградировал в течение месяца. Время от времени к нему из Бангкока наезжала шлюха. Он употреблял наркотики. Шел по дурной дорожке, а решил, что находится на пути к Богу. В этот период Тернер как-то пришел повидаться с моим отцом. Это был всего лишь психоз. Почему белые вообразили, что Богу угодны ненормальные? Аллах любит железных мужчин.

— Шлюха? Вы знаете, кто она такая?

— Нет. Она ни разу не задерживалась настолько, чтобы нам удалось выяснить.

— Вы ее сфотографировали?

— Нет.

— Почему?

— Не было необходимости. Тернер хранил в своей квартире ее снимок. Если бы вы не настояли завернуть в кафе, теперь смотрели бы на ее лицо.

«О, Мустафа! — захотелось воскликнуть мне. — Как это знакомо!»

— Вы регулярно обыскивали его жилище?

— Не то чтобы регулярно… — Мой вопрос его немного смутил.

— Мустафа, — начал я. Он посмотрел мне в глаза. — Если вы хотите, чтобы я провел полноценное расследование и подготовил убедительный отчет, вы должны рассказать все.

Он ответил неохотно:

— Один из наших консультантов по электронике с той стороны границы снабдил нас специальным устройством, которое считывало и записывало удары по клавиатуре его компьютера. Разумеется, нам пришлось проникнуть в его квартиру, чтобы его установить, а затем еще раз — чтобы забрать.

Едва сдержал улыбку и немного расслабился, когда заметил след усмешки на лице Мустафы. Но он тут же взял себя в руки. Я состроил восхищенную мину:

— Устройство начинало регистрировать самые первые удары по клавишам, когда Тернер входил в Интернет. Другими словами, его пароль доступа. Вот почему вы не могли оставить устройство в квартире. Удалось проникнуть в базу данных ЦРУ?

— Не на все уровни. Код доступа только первый этап. Потом предусмотрено еще много проверок. Нам так и не удалось подняться выше сплетен. — В ответ на мой вопросительный взгляд он добавил: — Мы это так называли, потому что в основе своей это сплошная муть — белиберда, о которой там так любят поговорить.

Сначала я хотел дождаться утра и только тогда навестить квартиру Тернера. Но в этом городе, кроме того, что перепихнуться, заняться оказалось решительно нечем. Ситуация начинала меня интриговать, и я решил держаться Мустафы. Митч Тернер проживал буквально за углом того места, где мы сидели, в пятиэтажном многоквартирном здании неподалеку от полицейского участка. Когда мы вошли, консьерж, проживающий и работающий в комнате с односпальной кроватью, телевизором и видом на вход, отвернулся от Мустафы с каменным лицом.

— Буддист. Один из ваших, — объяснил мой провожатый.

— Вы его запугали, чтобы взять ключ?

— Ничего подобного. — И после паузы: — Не потребовалось.

Пока мы добрались до верхнего этажа, я задохнулся и вспотел от вечернего зноя. А на Мустафу подъем как будто никак не повлиял. Переступив порог квартиры, я был поражен тем, что увидел из окна: полицейский участок окружала плотная толпа юношей и девушек, и из сотен дешевых магнитофонов ревела смесь тайской и малайзийской поп-музыки.

Обменялся взглядом с Мустафой, и тот кивнул в сторону хозяйской спальни. Первое, что бросилось в глаза, — небольшая стопка книг; затем — на почетном месте рядом с односпальной кроватью фотография Чаньи в серебряной рамке.

Судя по всему, ее сняли в Штатах, потому что на ней была длинная куртка с капюшоном на подкладке, а сама девушка совершенно окоченела — так могут замерзнуть только наши соплеменники в северных краях. Но выглядела счастливой, и на лице сияла знакомая удивительная улыбка. Хотя под теплой паркой фигуры не было видно, смотревший на фотографию сразу понимал: перед объективом позировала на редкость привлекательная женщина. В фотографии угадывалось нечто особенное. Я решил, что камеру держал влюбленный в Чанью мужчина.