Банка для пауков

На все это Валико взирал со стоической выносливостью — котлета ему попалась жесткая и холодная. Ему уже давно осточертела вся эта лакейская служба, о тех месяцах, когда ему целыми днями и вечерами приходилось лежать под машинами, он вспоминал с ностальгией. Между тем вступал в свои права вечер, ресторан все более наполнялся публикой. Время от времени по залу с видом чрезвычайно озабоченным дефилировали четыре проститутки (из числа штатной обоймы казино), Впрочем, проституция не была их основной профессией, главным занятием для них было склонить ресторанного ухажера поставить на кон фишку-другую, и ежевечерний заработок девушек строился на проценте от проигрыша клиентов.

Появилась и «живая музыка» — гитарист и скрипач, про одного из них сказали, что он лауреат какого-то конкурса. Они запели нежными бархатистыми голосами что-то очень классическое, какой-то романс. Затем оба отправились в путешествие по залу. Валико они напрочь проигнорировали, зато у стола его хозяина оба остановились и исполнили итальянскую канцонетту с перезвоном бубенчиков и даже что-то станцевали. Тенгиз вальяжно сунул в карман скрипачу стодолларовую купюру. Валико только скрипнул зубами при виде этакого снобизма. И подумать только, этот человек час назад пожадничал, экономя даже на бензине. Вместо того, чтобы заправляться на обычной бензоколонке, он велел ехать к бензоколонке дяди Дато, где можно было заправиться на халяву. Валико с трудом на последних каплях бензина и на финальном чихе мотора дотянул до колонки (едва хватило длины шланга, чтобы воткнуть пистолет в бензобак). Хотя он даже и врагу бы не пожелал заправляться у Дато, поскольку все знали, что на заправках у Дато продавался «левый» бензин. Настолько «левый», что некоторые особо нежные машины, хлебнув его, издыхали на следующем же километре.

После черепахового супа подали петуха в вине, после петуха артишоки в малаге, после артишоков мусс из кленовых листиков по-акаденски и «пылающую мирабель». А еще были крабы с авокадо, сотэ из гусиных зобов, яйца «Сен-Жермен» под соусом айоли и черт-те знает что еще. Наконец ни Тенгиз, ни Люда не могли уже ничего ни съесть, ни выпить. Люда пила кофе и ковыряла ложечкой в пломбире с розовыми лепестками, а Тенгиз закурил сигару и поманил к себе официанта. С глубоким поклоном тот положил перед ним серебряный подносик со счетом. Предчувствуя, что там будет явно больше трех сотен, и зная, что в кармане у него осталось только две, Тенгиз полез во внутренний карман пиджака за карточкой, но поднес к глазам счет, и в тот же момент челюсть его отвисла, он хрипло и громко на весь зал выматерился. Официант так и подскочил на месте. Метрдотель кинулся исправлять положение.

— Что у вас, касса испортилась? Лишние нули бьет? Какие еще на хрен 12 тысяч? — возмущался Тенгиз.

Метрдотель разделял его возмущение и послал официанта на кассу, назад тот вернулся с покаянным видом и с новым чеком.

— Да, вы правы, — сознался метрдотель, — мерзавец ошибся на сорок восемь центов. Таким образом с вас не 12 тысяч восемьсот сорок долларов тридцать восемь центов, а всего 12 тысяч восемьсот тридцать девя…

— Какие еще, в манду, 12 тысяч? — возмутился Тенгиз, схватил его за ворот. — Да ты сам со всеми твоими потрохами не стоишь 12 тысяч баксов.

— Я-то, конечно, не стою, — пропищал метрдотель, — но вы же сами заказывали «Шато де Пап-Клеман» урожая 1936 года, а оно ей же Богу таких денег стоит.

— А еще петух в красном вине… — жалобно проблеял официант.

— Да я сейчас самого тебя опетушу тут, петух ты гамбургский! — взвился Тенгиз.

— Тенгиз, я тебя умоляю, я больше не могу этого слышать! — закричала девушка. — Позволь мне уйти!

— Сиди! — рявкнул Тенгиз и, схватив со стола трубку, по которой за вечер сделал уже несколько звонков, быстро набрал номер. — Ало, Мирза-джан, ты? У меня для тебя есть свежий анекдот. Слушай. Едет Мамед в метро. Стоит. А рядом негр сидит. Ну, Мамед ему и говорит: «Ну ты, черножопый, давай подвинься». А негр ему отвечает: «А вы знаете, что меня на моей родине зовут господином?» «Вах, — говорит Мамед. — Я по сравнению с тобой белий лебядь, а меня на моей родине чушкой зовут…» К чему я это тебе говорю? А к тому, что меня твои негры за осла приняли. Или за идиота. Сам поговори с ними и разберись.

Метрдотель принял трубку из рук Тенгиза и, держа ее двумя руками и кончиками пальцев, поднес к уху, не прижимая.

— Слушаю вас, Агакиши Джанкишиевич… Да, Агакиши Джанкишиевич. Нет, Агакиши Джанкишиевич. Будет исполнено, Агакиши Джанкишиевич.

И возвратил трубку с почтительным поклоном.

— Все в порядке? — осведомился Тенгиз.

— Ну разумеется.

Тенгиз победоносно взглянул на Люду, подмигнул Валико, который строил ему отчаянные рожи — котлета со стаканом газировки обошлась ему в пятьдесят долларов. Тенгиз распорядился и на счет него.

Они вышли в фойе и направлялись к гардеробу, но задержались, ожидая, пока Люда навестит дамскую комнату. Тут их догнал метрдотель с подносом, на котором высилась горка игральных фишек.