Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

Конечно, она их узнала сразу. По тем временам они были телезвездами первой величины. Там же в переходе они организовали видеосъемку поющей Жанны, и ее увидели тысячи телезрителей. Тогда и появился звучный псевдоним — Арбатова.

Несколько лет они были неразлучной троицей — Жанна, Иванцов и Трофимов. Друзья не только помогли Жанне сделать первые шаги в ее артистической карьере — они вообще учили ее жизни, словно заботливые старшие братья. Жанна была влюблена сразу в обоих. Чуть больше — в Володю Трофимова, который так нелепо погиб от шальной пули у «Белого дома» в 1993 году.

Потом жизнь разметала ее и Митю в разные стороны. И вот теперь, через столько лет, они сидели друг против друга, радуясь встрече и не находя нужных слов.

— Ты с телевидением совсем завязал? — спросила Жанна.

— Пробовал вернуться, — без горечи ответил Иванцов. — Но как-то все не то уже. Нет прежних людей, нет радости. И молодежь наглая подпирает, дома теперь сижу, за машинкой. Пишу.

— Мемуары?

— И мемуары тоже. Все-таки уже шестой десяток небо копчу. Как сказано у классика — пострадал старик, пострадал!..

Митя оборвал фразу, поскольку к их столику неслышно приблизился маленький, словно игрушечный, вьетнамец не то пятнадцати, не то девяноста лет. Жанне он вдруг показался ужасно знакомым.

— Привет, Фам! — по-свойски сказал Иванцов. И тут Жанну словно ударило током. Фам!.. Ну конечно же он! Вьетнамец Фам!..

Внезапно пробудившаяся память стремительно отбросила Жанну на двадцать с лишним лет назад. И она вспомнила, как это было…

Июль 1977 года. Начало пути

Из динамиков внезапно грянул марш «Прощание славянки», в котором было столько надрыва, словно происходили проводы на фронт. С первыми тактами марша поезд мягко тронулся.

Жанна, Зоя Братчик и Мила Мидовская, прильнув к окну, молча смотрели как уплывает за горизонт окутанный заводскими дымами сибирский город, где они прожили, шутка сказать, целых семнадцать лет. Они дружили с первого класса и, сейчас, окончив школу, ехали в Москву. Жанна — поступать в театральный, Зоя — на поиски жениха, предпочтительно — молодого полковника, Мила Мидовская по прозвищу Миледи — просто за компанию. Она никогда ничего не решала сама, и ее участь была в руках тети Жени, известной московской журналистки, обещавшей пристроить племянницу к какому-нибудь необременительному делу.

За окном потянулась лесополоса, закрывавшая весь обзор. Ничего не стало видно, кроме утомительного мелькания веток.

Зойка Братчик встрепенулась первой. Деятельная натура не позволяла ей стоять столбом.

Прислушавшись к стуку колес, Братчик вдруг ритмично продекламировала:

Омск, Томск, Ачинск, Чита, Чита, Челябинск…

Подруги переглянулись, рассмеялись неизвестно чему и вернулись в свое купе.

Там тихонечко сидел их попутчик — маленький узкоглазый вьетнамец по имени Фам.

Его место оставалось свободным до самого отправления. В последнюю минуту на перроне появилась комическая процессия. Впереди невозмутимо семенил Фам. За ним ехал на колесиках чемодан размером с платяной шкаф, который толкала орава крошечных вьетнамцев — студентов местного металлургического института. Добравшись до вагона, они засуетились в бесплодных попытках втащить чемодан-шкаф в вагон. Рослая Братчик, не выдержав, решительно отстранила опешивших студентов и одним рывком зашвырнула чемодан в тамбур. Вьетнамцы восторженно залопотали. Багаж Фама едва поместился в купе, значительно сократив жизненное пространство.

— У него в чемодане, наверное, еще парочка вьетнамцев сидит! — громко заметила Братчик. — Зайцами хотят проехать.

Фама такое предположение не обидело, тем более что он вообще не понимал по-русски. Он приезжал всего на неделю с инспекторской проверкой земляков и теперь возвращался через Москву на родину. Общительной Зое Братчик клещами удалось вытащить из случайного попутчика только его имя — Фам.

Пассажиры по необъяснимой российской традиции, едва тронулся поезд, стали застилать столики газетами, кромсать на них вареную курицу, резать огурчики и лупить яйца, точно все постились до этого неделю.

Вьетнамец тихонько сидел у окна. Перед ним на салфеточке лежал нарезанный апельсин, и Фам спичкой аккуратно выковыривал из него косточки.

— Вы посмотрите на него! — умилилась Зоя. — Прямо как ручная обезьянка!

— Зойка! — одернула ее Жанна.

— Да он не петрит по-нашему. И потом, обезьянка — это же почти человек. Можно сказать, наш предок. Верно, Фам?

Услышав свое имя, Фам радостно заулыбался. Однако было видно, что колыхающаяся перед ним могучая грудь Зои произвела на вьетнамца ошеломляющее впечатление. Время от времени он бросал на нее вороватый взгляд.

— Лишить его невинности, что ли? — громко спросила Братчик, наслаждаясь тем, что иноземец не мог ее понять.

— Отдохни! — взмолилась Жанна.

Но Зою уже понесло.

— Давайте, девчонки, хоть нашим песням его научим, а? — сказала она.

Зоя подмигнула подругам и почему-то завела «Вечерний звон». Как ни странно, вскоре она добилась кое-какого успеха.

— Вечерний звон… — запевала Братчик.

— Бом, бом! — отзывался Фам за колокол.

— Вечерний звон…

— Бом, бом!