Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

Сам Черейский, со свисавшими до колен руками и небольшим горбом, походил на пожилую обезьяну, если бы ту нарядили в крахмальную рубашку, галстук-бабочку и дымчатые очки в тяжелой оправе, за которыми не было видно глаз. Однако почти карикатурная внешность профессора искупалась его величественными манерами. Он передвигался и жестикулировал с подчеркнутой неторопливостью, словно в рапидной съемке. И совершенно ошеломляющее впечатление производил его голос. У профессора неожиданно оказался такой густой и сочный бас, что было удивительно, как это он рождается в таком щуплом теле.

К Черейскому приходили на поклон многие знаменитости, чьи фотографии с благодарственными надписями лежали под стеклом на письменном столе. И тем не менее появление в доме Неподражаемой его взволновало. Жанна поняла это, когда случайно обратила внимание на его руки.

Длинные пальцы профессора судорожно шевелились во время разговора, точно хищные щупальца. Это было неприятное зрелище, и Жанна поспешно подняла глаза. Подняла — и натолкнулась на пристальный взгляд Иерейского. Он на минуту снял дымчатые очки и оценивающе оглядывал Жанну с головы до ног глазками-буравчиками. Жанна невольно вздрогнула.

— Нервишки у вас ни к черту, Неподражаемая! — с каким-то тайным удовлетворением заметил профессор. — Что ж, будем работать. Только не ждите от меня мгновенного чуда. Потребуется время.

— Лишь бы был результат, — сказал Тимур.

— Будем надеяться. Только ваша супруга должна мне помочь.

— Чем?

— Полнейшим доверием. И послушанием.

— Постараюсь быть паинькой, — сказала Жанна, машинально протягивая руку к красивому пасхальному яйцу, стоявшему на столе.

— Осторожно!.. — вдруг крикнул Черейский так, что в люстре звякнули плафоны.

Жанна испуганно отдернула руку:

— Извините…

— Это настоящий Фаберже, — пояснил профессор. — Я им очень дорожу. Итак, завтра… Нет, завтра ведь у нас четверг, да? Я по четвергам в первой половине дня консультирую в Институте Сербского… Значит, прошу ко мне послезавтра ровно в полдень. Без опозданий. И, пожалуйста, одна, без супруга. Таковы мои правила.

Выйдя от Черейского, Жанна и Тимур переглянулись.

— Как он тебе? — спросила Жанна.

— Довольно странный субъект.

— Мягко говоря. Не знаю, какой он специалист, но жадина ужасный. Как он над этим яйцом затрясся. Словно Кощей Бессмертный, у которого в яйце смерть.

— Ладно, — сказал Тимур, — это его проблемы.

Через день Жанна приехала к Черейскому точно в полдень и застала его поправляющим полиэтиленовую пленку на «Форде».

— От птиц спасу нет, всю крышу загадили, — сказал профессор, кивнув Жанне. — Прошу вас, Неподражаемая!..

На этот раз в кабинете были плотно задернуты шторы и царил полумрак. Черейский усадил Жанну в мягкое кресло, в котором она буквально утонула, и поставил перед ней что-то вроде маятника — качающийся на нитке блестящий металлический шарик.

— Расслабьтесь и смотрите на него не отрываясь, — прогудел профессор за спиной Жанны и включил магнитофон.

Из динамиков квадрофонической системы полилась щемящая восточная мелодия. Черейский медленно перемещался по кабинету и монотонно говорил, говорил без конца. Что-то о бездонном небе и белых облаках, о волнах, набегающих на шуршащую гальку, о ветерке, качающем зеленую траву…

Веки у Жанны отяжелели, и она почувствовала, что постепенно погружается в сладкую дрему.

Внезапно Черейский замолк, и Жанна, скосив глаза, увидела, что профессор в щелку между шторами смотрит на улицу.

Через секунду он заговорил снова. А потом опять возникла пауза, и Жанна снова увидела, что он смотрит в окно. Ей это показалось странным. Профессор словно чего-то опасался. Но тут же она сообразила, в чем дело. Гипнотизер просто проверял, в порядке ли его драгоценный «Форд». Жанна едва не рассмеялась.

А потом она все-таки уснула. Или, может быть, погрузилась в транс. Что дальше делал Черейский, спрашивал ли он ее о чем-нибудь, Жанна не знала.

Когда она очнулась от забытья, часы показывали половину второго.

— Ну как, профессор? — спросила Жанна.

— Случай непростой, — ответил он сдавленным голосом. Вид у Черейского был странный: остановившийся взгляд, лоб в испарине, съехавший набок галстук-бабочка.

— Не обращайте внимания, — сказал профессор, облизывая пересохшие губы. — Иногда приходится выкладываться до конца, когда ломаешь психологическую защиту. У вас блокировка памяти очень мощная. Извините, Неподражаемая, но сейчас мне нужно прилечь.

— Но что-то получилось? — спросила Жанна. Никаких намеков на просветление памяти она не заметила. Только по всему телу разливалась какая-то пугающая слабость.

— Получилось, — ответил Черейский. — Но один сеанс — это ничто.

— А когда следующий?

— Я сам вам позвоню.

Профессор явно спешил от нее отделаться. С этим ощущением Жанна подошла к машине, где томился за рулем Вася Коробков.

Телохранитель выскочил, чтобы распахнуть дверцу перед Хозяйкой. И тут Жанна заметила его мимолетный удивленный взгляд. Она опустила глаза и с изумлением обнаружила, что кофточка у нее застегнута не на те пуговицы. Так приехать к Черейскому она не могла. Значит…