Барби. Часть 1 (СИ)

Следующая картинка, еще менее понятная. Здесь рейтар всего несколько, они идут цепью по какой-то дороге среди размытых рисовых полей. Перед ними бегут дети, размахивая руками, такие тощие, что кажутся похожими на обезьянок. Одна из них — обнаженная девочка с искаженным ужасом лицом, ее торс и ноги обожжены до того, что кое-где за покровом из вскоробившейся кожи проглядывают грязно-белые, похожие на кусочки оплавленного сахара, кости. Совершенно непонятно, отчего они бегут, если не вглядываться в задний план, густо затянутый дымом. Там, среди огненных сполохов, можно разглядеть силуэт, и силуэт страшный — огромный, как скала, усеянный щупальцами, фурункулами и клешнями, изливающий на землю потоки горящей в воздухе крови…

Люфтфестунг, мгновенно определила Барбаросса, опасливо глядя на картинку. Один из самых яростных палачей адских чертогов. Пятьдесят второй в своем адском роду, уже двести лет верно служащий императору и получающий за это огромную мзду, обыкновенно — сырым мясом. Где это он резвится, хотела бы я знать?..

Еще картинка — какой-то рейтар в плакарте и кирасе, но без шлема, прижимает громоздкий колесцовый пистолет к голове крестьянина, тот зажмурился и жалобно выпятил губы — ожидает выстрела. Еще картинка — горящая деревенька в джунглях, окруженная бронированными аутовагенами, раскрашенными, точно шершни, черно-желтыми полосами саксонской армии. Еще картинка…

Большую часть из них Барбаросса пропускала, не хотелось разбирать эту скверно написанную дрянь. Но некоторые были хороши — по-настоящему хороши. На одной из картинок она обнаружила самый настоящий вендельфлюгель, изображенный к тому же не только тщательно, но и с большим вниманием к деталям, вплоть до бронзовых шляпок заклепок на его огромном, из обоженного шипастого металла, корпусе.

Вендельфлюгель не выглядел ни грациозным, ни опасным. Насытившись обильной пищей, он сыто дремал в тени пальм и походил на опрокинутую ветряную мельницу с нелепо задранными лопастями, но Барбаросса знала, сколько в этом существе сдерживаемой мощи и неутолимого голода. Оно не только способно легко парить в небесах, но и пикировать с умопомрачительной скоростью, на которую не способны даже гарпии, а еще — высыпать на землю столько гудящего адского огня, что на месте джунглей останется огромный, выжженный до спекшегося шлака ожог, на котором еще сорок лет не будут расти даже сорняки…

Серьезная, боевая машина. Но, как и все адские машины, требует щедрой платы за свои услуги. Говорят, вечно голодные демоны, заточенные в ее стальном теле, так алчны, что во время полета заживо поедают управляющего машиной возницу, отщипывая от него кусочки мяса. Говорят также, их аппетит так велик, что когда переживших пять полетов награждают орденом, приходится выносить его на подушечке, а не прикалывать к мундиру — очень уж дребезжит этот кусок меди от соприкосновения с почти лишенными мяса костьми…

А старичок-то не так и прост, подумала Барбаросса, не без восхищения разглядывая нарисованный вендельфлюгель. Может, и не первый рубака, но, видно, по юности пороху нюхнуть успел. Тогда тем более странно, отчего на стенах нет орденов и почетных грамот — старые рубаки обыкновенно коллекционируют их еще с большим пылом, чем портовые шлюхи — насекомых у себя на лобке.

Гомункул, одернула себя Барбаросса, отворачиваясь от чертовых картинок.

Ей нужен чертов гомункул и только. И когда она найдет его…

Барбаросса замерла, потому что взгляд ее как раз в этот миг уперся в пузатую банку, стоящую на невысоком кофейном столике в дальнем углу комнаты. Дьявол. Не в тайнике каком-нибудь — на самом видном месте. Она бы сразу заметила ее, если бы сперва не осторожничала, опасаясь несуществующего охранного демона, а после не принялась из любопытства разглядывать стариковские картинки…

Лишь бы не было ошибки, лишь бы не оказалось, что гомункул давно издох потому что старый маразматик кормил его искрошенной штукатуркой или солью, и теперь медленно разлагается в своем сосуде…

Гомункул был жив, он просто спал.

Он не ворочался во сне, как спящие люди, его крошечная грудная клетка не раздувалась — ему не требовался воздух — но его полупрозрачные веки едва заметно трепетали, обозначая движения глазных яблок под ними. Вполне неплохой образец, машинально определила Барбаросса. Не то чтоб она мнила себя специалистом по блядским гомункулам, но за сегодняшний день видела достаточно уродцев со всеми мыслимыми патологиями, чтобы этот на их фоне показался почти красавчиком.

Спит. Дрыхнет. Должно быть, старик утомил его до смерти, заставляя декламировать днями напролет сонеты Гесснера или играть с ним в кости. Тем лучше. Можно будет умыкнуть его так тихо, что не успеет даже пискнуть.