Барби. Часть 1 (СИ)

[9] Караколь — тактический маневр тяжелой кавалерии, возникший с появлением огнестрельного оружия, заключался в быстром сближении всадников со вражеским строем для стрельбы на ходу и последующей смены конных шеренг с перезарядкой.

[10] Здесь: около 15 км.

[11] Здесь: примерно 58 м.

[12] Доппельфаустер (нем. Doppelfauster) — массивный многозарядный пистолет с колесцовым замком, популярный среди рейтар.

Глава 8

Гостиная оказалась невзрачной, сухой, похожей на заброшенную мышью нору. Здешняя мебель еще не была изъедена древоточцами подчистую, но, кажется, хозяин уже ей не доверял — отодвинул к стенам, чтобы не мешалась под ногами. Тем удобнее было Барбароссе рыскать по его владениям.

Обыскивая гостиную в поисках гомункула, переходя от стены к стене и аккуратно маневрируя между предметами мебели, Барбаросса не собиралась тратить время на разглядывание коллекции живописи, но некоторые картинки невольно привлекли ее внимание. Не неказистая порнография, как она сперва было решила, и не дрянные натюрморты, которыми обычно украшают лавки заплывшие жиром бакалейщики. Картинки в доме старого вояки были странного свойства. Не пугающего, а странного.

Здесь не было адских пейзажей, при одном взгляде на которые начинает гудеть в ушах. Не было демонических дворцов, сложенных из столь невозможных геометрических форм, что хочется выцарапать себе глаза. Зато там были другие вещи, которые показались ей странными.

Эти картины явно были писаны одной кистью, но так бездарно и грубо, будто человеку, державшему эту кисть, куда привычнее было управляться с пушечным банником. Искаженные формы, на корню губящие перспективу, грубые линии, небрежный стиль — даже Саркома в своем блокноте рисовала получше. Однако некоторые картины невольно привлекли ее внимание, пока она шарила взглядом по стенам.

Группа господ с военной выправкой в унтер-офицерских мундирах, стоящие на фоне какого-то месива из волнообразных линий. Месива, которое сперва показалось ей бушующими водами невесть какого океана, но, судя по всему, должно было изображать густой лес. Лица были нарисованы скупо, почти без деталей, зато оружие выписано с большим знанием дела — грозные рейтшверты обнажены и небрежно воткнуты в землю, рукояти выпирающих из-за пояса пистолетов переданы так отчетливо, что можно разобрать чеканку. Где это старикану удалось найти такой лес? Может, он служил в каких-то егерских частях? Нет, это не лес. Мгновением позже Барбаросса распознала в свисающих змееподобных отростках бездарно изображенные лианы. Не лес — джунгли.

На другой картине эти джунгли были охвачены огнем, и тут пламя было передано мастерски, так, что от одного взгляда на оранжевые мазки самой невольно делалось жарко. Господа в унтер-офицерских мундирах и здесь были на переднем плане — катили какие-то бочонки в сторону полыхающего зарева. На железных боках бочек видны были магические символы, добрая половина из которых оказалась Барбароссе незнакома, но и оставшихся было достаточно, чтобы сообразить — в этих бочках не пиво и не бренди. Там внутри сидят заточенные демоны, которых с соблюдением сложнейших ритуалов выпускают на волю, зачем-то обрушивая их огненную ярость, которой можно плавить камень, на джунгли.

Еще одна картинка — сборище желтокожих изможденных людей в лохмотьях, окруженных кольцом из рейтарских пик. Под лохмотьями видны клочья дрянных кольчуг, под ногами валяется оружие, столь же никчемного свойства — примитивные копья, совни из крестьянских кос, обычные топоры, одна на всех архаичная аркебуза с фитилем. Судя по тому, как напряженно глядят в сторону невидимого художника эти люди, как сверкают их глаза исподлобья, это пленные и они не ждут от своей судьбы поблажек.

Еще картинка — группа рейтар на привале. Рейтары все как на подбор молодцеватые, мощные, коротко стриженные, в хорошо подогнанных доспехах, скалят зубы в усмешках, беспечно распахнув забрала, некоторые небрежно держат трубочки для опиума или парочку колесцовых пистолетов на коленях. Доспехи у них чудные — кирасы обильно присыпаны мхом, видно, для маскировки, а на шлемах между защитных сигилов угадываются символы, не имеющие к ним никакого отношения — карточные масти, ругательства, непонятные ей тактические обозначения… У самого ближайшего на кирасе и вовсе красовалась странная гравировка — похожая на птичью лапку печать короля Пурсона, окруженная хорошо читаемыми готическими литерами — «Рожденный убивать». Бессмыслица. Король Пурсон, в отличие от многих своих собратьев, адских владык, никогда не был озабочен искусством войны, напротив, считался одним из самых миролюбивых, ищущим знания и смысл. Если он и убивал кого-то, то только нерадивых учеников и безмозглых невежд. Надпись не имела никого смысла, но…

Барбаросса тряхнула головой, разглядывая картинки. Половина из них не имела никакого смысла.