Барби. Часть 1 (СИ)

Приникнув к раскаленному орудию, она ждала, пока нерасторопная обслуга с банниками выполнит свою работу, майское саксонское солнце гладило ее по поросшей бородой щеке шершавой ладонью, рядом исходил криком какой-то пехотный офицер, которого едва вытащили из свалки, порубленный, точно колбаса в трактире, протестантскими алебардами, испуганно фыркала, кося фиолетовым глазом, кобыла по кличке Чернушка, обычно послушная и смирная, но напуганная грохотом и всеобщим переполохом…

Она глотала раскаленный воздух умирающего Магдебурга, она ощущала на зубах его горячую пыль, слышала его страшный обреченный рев, она перешагивала через мертвые тела и сама выла, уткнувшись в чьи-то потроха, ощущая подступающую к горлу предсмертную горечь…

Очнулась она лишь к четвертому действию, когда Октавио Пикколомини, жирный боров с истекающим жиром подбородком, сообщал своему сыну, что герцог Фридландский собирается отнять у императора войска, чтобы передать их шведам. Нижняя рубаха была мокра от пота, она ощущала себя так, будто проскакала тысячу мейле без седла на спине сноровистого жеребца, в голове гудело и кости казались скрепленными друг с другом так ненадежно, что могли лопнуть от малейшего движения. Магдебурга не было. Исчез, растворился, сгинул, как сгинули его обреченные защитники и торжествующие солдаты Паппенгейма. На его месте стояли совсем другие декорации, ничуть не напоминающие о страшном побоище, и другие актеры.

Хейсткрафт, легко пояснила ей Котейшество после того, как они выбрались из театра, уставшие, но довольные до дрожи. Могла и не говорить, к тому моменту она и сама сообразила, что все это было лишь иллюзией, сложным сплетением чар, погрузившим ее рассудок в отгремевшую триста лет назад битву.

Среди ведьм Броккенбург Хейсткрафт не пользовался таким уважением, как прочие запретные науки — жуткий, повелевающий плотью Флейшкрафт, способный как лечить, так и создавать чудовищ, чудовищно сложный Махткрафт, повелевающий всеми известными энергиями, от тепловых до илектрумовых и беккерелевых, и грозный Стоффкрафт, силами которого материя, подвергаясь причудливым искажениям, перетекала в иные формы. Хейсткрафт был куда более тонким искусством, воздействующим не на материю, а на разум, а также те оболочки, что его окружают — личность, память, восприятие, чувства. Опытная ведьма, владеющая навыками Хейсткрафта, может погрузить тебя в такую глубокую иллюзию, что разум не заметит подлога, приняв любую подсунутую ему картинку за данность.

Прежде она и сама относилась к Хейсткрафту с толиком оскорбительного пренебрежения — насколько ведьма третьего круга может относиться с пренебрежением к одной из четырех запретных наук Ада. Хейсткрафт не превращал людей в чудовищ, не испепелял камень, не создавал големов, а штучки с иллюзиями годны разве что на то, чтобы пускать пыль в глаза зарвавшейся черни, для которой и высеченная из пальца искра — уже чудо. Но Хейсткрафт не был наукой ярмарочных фокусов с иллюзиями, в этом она убедилась после смерти Трепанации.

Трепанация из «Четырех лилий» всегда считалась оторванной сукой, удивительно долго прожившей для своего взбалмошного нрава, добравшейся до четвертого круга обучения лишь благодаря заступничеству адского сеньора и немыслимой порции удачи. Забияка и бретерка, она переколола херову тучу сук в университете и в подворотнях, а собственных сестер порой истязала так, что те пропускали занятия, отлеживаясь целыми неделями. Ад вдохнул в нее толику своих сил и этот неукротимый огонь вечно горел в ней, частенько выплескиваясь наружу. С Трепанацией не единожды пытались сводить счеты, но все не выходило. В переулках Броккенбурга она ощущала себя как рыба в воде и всегда умудрялась ускользнуть, едва только чувствовала засаду, а в драке один на один отличалась звериной яростью, позволявшей ей перешибать даже сведущих в фехтовальном искусстве противниц.

Последней каплей стала юная Злыдня, которую она напоила, затащила в свою койку, а после бурной ночи искромсала бритвой лицо. Будь Злыдня обычной школяркой из Шабаша из числа тех, с которыми Трепанация предпочитала развлекаться, все тем бы и закончилось — это был далеко не первый ее трофей. Но Злыдня, как говорили, несмотря на юность водила дружбу с «Обществом Цикуты Благостной» и перейдя на второй круг имела надежды вступить в их ряды — надежды, к слову, вполне обоснованные и поддерживаемые ковеном. Так что «цветочницы» восприняли это как знак — зарвавшуюся Трепанацию необходимо было урезонить.

Война между «Обществом Цикуты Благостной» и «Четырьмя лилиями» длилась всего два месяца, но уложила в землю больше ведьм, чем многие кровопролитные стычки. «Цветочницы» никогда не тяготели к рапирам и кистеням, зато об их умении слагать сложнейшие яды в Броккенбурге ходили легенды, кроме того, под сенью их замка было немало опытных ведьм четвертого круга, постигавших запретные науки Ада.