Барби. Часть 1 (СИ)

Война в Корее так никогда и не закончилась по-настоящему. Грохочущая тридцать лет с малыми перерывами, она давно уничтожила те земли, за которые велся спор — некогда цветущие луга и пашни превратились в пепельные равнины с вкраплениями из базальта и обсидиана, а реки — в зловонные потоки желчи. Сонмы демонов обрушивались на города и деревни, окутывая их ядовитыми газами и огнем, страшные твари, призванные из небытия демонологами, пожирали армии и друг друга, нанося увечья всему сущему, круша даже горные хребты. В какой-то момент война сделалась столь опустошительной, что все четыре стороны решились заключить между собой нечто вроде вынужденного перемирия, разделив спорные земли горизонтально, по тридцать восьмой параллели, и вертикально, по соответствующему меридиану. Там и сейчас шла война, разве что не такая оглушительная, как прежде — войну продолжали не люди, а выведенные из человеческого материала чудовища. Многорукие, покрытые хитином, с острыми стальными жвалами, они пожирали друг друга на руинах давно сожженных городов во славу владык, имена которых сами успели забыть.

Для Ада война никогда не заканчивалась, лишь принимала новые формы и обличья, меняя декорации и причудливо раз за разом перетасовывая союзы. Как сказал со сцены один из персонажей «Иреноромахии» Йоганесса Риста, «Не мне сомневаться в мудрости адских владык, да только, сдается мне, эти четверо не смогли бы поделить между собой даже колес от телеги». Сказано было, может, не очень изящно, но чертовски правдиво, косвенным подтверждением тому стал сам несчастный господин Рист, за свою прозорливость превращенный в круппеля — гигантскую амебу, обреченную вечно извиваться в каменном ложе, некогда бывшем Боденским озером.

— Белиал вторгся в Сиам в шестьдесят пятом, — вельзер кашлянул, — Якобы, из-за того, что воинство Гаапа атаковало германские корабли, словно невзначай кружившие в Сиамском заливе. Но, конечно, дело было не в кораблях. Архивладыка Белиал не собирался позволить презренному Гаапу пустить корни в этой части суши.

Для Белиала и его собратьев, всемогущих владык Ада, война не была ни противоборством, ни схваткой, как для смертных сеньоров, правивших до них. Она была единственной возможной формой их существования — их искусством, в котором они состязались друг с другом, создавая новые виды боли в насмешку над старыми, их ремеслом, в котором они ваяли непостижимые смертному уму формы, их философией, немыслимо сложной и в то же время варварски примитивной.

В бездонном Аду, вечно клокочущем и кипящем от заключенных в нем смертоносных энергий, не существовало ни направлений, ни сторон света, ни даже каких бы то ни было контуров — самый просвещенный императорский картограф сошел бы с ума и вырвал себе глаза, пытаясь понять всю многомерную противоестественную структуру того мира. Континенты дрейфовали в морях из расплавленного олова и стекла, горы вырастали и таяли, как свечные огарки, а ветра дули одновременно во всех направлениях. В этом адском мире, что самостоятельно перекраивал себя, точно обезумевший мясник, немыслимы были никакие долговременные союзы, как немыслимы были постоянные законы физики или мироустройства. Война была единственным процессом, что упорядочивал и придавал смысл всему сущему.

Мелкие адские владыки на протяжении миллионов лет терзали друг друга, отсекая лоскуты от соседних владений, посылая в бой адские легионы и тварей, слишком кошмарных, чтобы человеческое воображение способно было их представить, не превратив рассудок в груду трухи. Подобно древнему змею Уроборосу, Ад бесконечно пожирал себя, но бессилен был сожрать без остатка. Адские крепости пылали и проваливались в бездну, но на их место приходили другие, еще более жуткие и невообразимо сложно устроенные. Миллионы демонов рассыпались в прах, изничтожая друг друга, чтобы в следующую секунду воскреснуть — в еще более чудовищных формах, чем прежде. Пакты и союзы нарушались через мгновение после того, как были заключены, владыки предавались и подвергались пыткам со стороны своих вчерашних вассалов, кампании превращались в безумные всеобщие побоища, в которых было забывались стороны и интересы.

После Кореи была долгая и кровопролитная Юаньская кампания, после которой некогда горделивые тибетские горы, подымающиеся высоко над облаками, обрушились вниз, обратившись в груды вечно горячего щебня. После Юаньской кампании — Война Судного Дня, отравившая и изуродовавшая восточные земли, сделавшая окончательно бесполезными хоманновские карты[9], кое-где еще бывшие в ходу.