— Это сиамский, — поправил ее вельзер, — Язык королевства Сиам. Но ваше недоумение понятно. Этот язык не имеет особенного хождения в Европе, уж тем более в Броккенбурге. Тлеющие водоросли на морском берегу… Королевство Сиам расположено в юго-восточной Азии, в той ее части, которую мы называем Индокитаем. Его столицей является Крунгтеп, а полностью — Крунг Тхеп Маха Накхон, впрочем, в наших краях его чаще именуют Бангкок. Нынешний король носит имя Пхумикон Адульядет, носящий дополнительный титул Махарат. Несмотря на свой изрядный размер, Королевство Сиам весьма бедно и не может похвастать ни богатой казной, ни большим количеством вассалов из числа азиатских владык. У него почти нет развитых мануфактур и алхимических мастерских, как и каменных домов — его жители в большинстве своем ютятся в тростниковых и глиняных хижинах, основные статьи его дохода — выращивание риса, а также рыб и креветок. Разоренное недавней войной, оно вынуждено влачить весьма жалкое и незавидное существование, болезни и голод ежегодно уносят многие тысячи жизней. Это королевство находится в подчинении архивладыки Гаапа и его присных, оттого всякая его связь с германскими землями весьма зыбка…
Дьявол! Вельзер, кажется, намеревался вывалить на нее весь запас своих никчемных знаний, не имея никакого милосердия к ее и так трещащей голове.
Сиам? Королевство Сиам? Какого хера?
В Броккенбурге водится до хера опасных тварей, но те из них, что наделены человеческим обликом, обычно изъясняются на человеческом языке, пусть иногда используют не привычную ей остерландскую речь, а грубые, царапающие язык, диалекты вроде алеманского или гессенского.
Верни украденное тобой? Семь часов?
Барбаросса покосилась на мешок с гомункулом, неприкаянно стоящий в углу. С момента ее бегства сморщенный малец мудро хранил молчание, но ей все равно казалось, что выпученные темные глаза непрерывно наблюдают за ней сквозь толстое стекло и мешковину. До крайности неприятное чувство.
Гомункул в банке. Старикашка фон Лееб. Бригелла. Ожог. Семь часов.
Эти мысли были похожи на игральные кости, гремящие в ее опустевшем черепе, но всякий раз, стоило швырнуть их перед собой, они образовывали какую-то белиберду, что все вместе, что каждая по отдельности.
Старик не был магом, за это она готова была ручаться. Лишь дилетантом, никчемным подражателем, вырезавшим в своем чертовом доме тысячи где-то увиденных адских сигилов. Он был не в силах даже сварить себе кофе при помощи чар, не то что обрушить какое-то заклятье на ведьму, может, и не самую разумную ведьму в Броккенбурге, но дожившую до третьего круга и весьма чуткую по части магических делишек. Если не он, тогда какая сила грозит ей, подпалив шкуру? И — эта мысль была паскудной, как червяк, обнаруженный на самом дне пивной кружки — какими карами может ей грозить?
Гомункул. Бригелла. Семь часов. Старикашка. Ожог.
Старикашка. Семь часов. Бригелла. Ожог. Гомункул.
Ожог. Гомункул. Семь часов…
Дьявол, она может раскладывать этот пасьянс бесконечно, до тех пор, пока блядская гора Броккен не распахнется подобно дьявольской пасти, и не проглотит хренов Броккенбург, выстроенный на ее древних костях. Или — она ощутила, как где-то в ее требухе тревожно зазвенела холодная жилка — или пока не минует отведенные неведомой силой семь часов и она сама не убедится, что стоит за угрозой. Но тогда уже может быть немного поздно, вот в чем дело, сестрица Барби…
— …на данный момент под управлением Сиама находится восемь миллионов рисовых хозяйств и плантаций, которые ежегодно выдают на рынок примерно четыреста миллионов виспелей[8] риса, преимущественно сортов «хом мали» и «басмати». Это меньше предвоенного урожая, и неудивительно, многие поля были превращены в лужи кипящей смолы и до сих пор населены плотоядными существами, выведенными в лабораториях Белиала…
Стоп. Война? Барбаросса едва подавила желание потереть лоб. Война в Сиаме? Старикашка фон Лееб, хозяин гомункула, был отставным воякой, вышедшим на пенсию. Он не участвовал во Втором Холленкриге, перемесившем Европу подобно пороховой бомбе, оброненной в нужник, но вот война в Сиаме… Она вдруг вспомнила безвкусные картины, развешанные в его гостиной — тяжелый давящий покров джунглей, огненные сполохи, грозные громады замерших на земле вендельфлюгелей с бочками адского огня, подвешенными к крыльям, желтокожие дети в тряпье…
Вот оно что. Старик служил не кабинетным адъютантом, как она думала, и не мальчишкой для постельных утех при каком-нибудь штабе, он успел побывать в Сиаме и, судя по великому множеству картин, унес оттуда если не набитые награбленным добром сундуки, то целую груду воспоминаний. Уж гомункул-то, по крайней мере, не сиамский, подумала она зачем-то, глаза у него не раскосые, а самые обычные, да и шкура желтизной не отдает…
— Что на счет войны? — резко спросила она у вельзера, — Там ведь была война, не так ли?
Вельзер, бомбардировавший ее данными о рисовых полях, умолк на полуслове.
— Совершенно верно, госпожа ведьма. Вы и сами ее должны помнить, она закончилась каких-нибудь десять лет назад.