Под Ранонгом не было ни поющих джунглей, ни адских насекомых, зато там было немыслимое количество ловушек, хитроумно упрятанных в землю, ловушек, обнаружить которые зачастую были бессильны даже демоны-ищейки, которых патрули тащили с собой на цепях. Достаточно было задеть ничем не примечательную ветвь, чтобы рой невидимых духов, каждый не больше макового зернышка, проник в зазевавшегося мушкетера через уши и ноздри. Их вызревание занимало не больше нескольких часов. Не успевал несчастный мушкетер выкурить трубочку, прислонившись к дереву, как духи разрывали его изнутри, унося потроха в воздух и оглушительно хохоча. Земляные духи не были милосерднее, но они, по крайней мере, оставляли жизнь своим жертвам. Стоило угодить ногой в неприметное углубление на земле, как та уходила в глину по самое колено и застревала так прочно, что невозможно было выдернуть даже парой впряженных лошадей. Если отряд спешил, несчастную ногу приходилось отрубать алебардами, если нет, ее судьба была немногим лучше — даже будучи выкопанной при помощи лопат и штыков, она каменела, превращаясь в гранитный слиток, так что ее все равно приходилось обычно отнимать.
Ни один походный лагерь или форт, будь он на юге, на берегу Сиамского залива, или на севере, в вечных болотах Чианграя, не был защищен. Ни один саксонец, будь он закованным в броню рутьером или жалким денщиком, не ощущал себя в безопасности. Несмотря на костры, которые денно и нощно жгли по периметру, охранные заклинания и дежуривших по сменам у своих орудий пушкарей, готовых окатить всякого лазутчика или врага каменной картечью, демоны из джунглей частенько проникали внутрь, забираясь в волчьи шкуры, и зачастую устраивали спящим пикинерам и мушкетерам такую резню, что к утру от одной роты могло остаться два десятка душ. Пылали подожженные лазутчиками склады фуража и провианта, взлетали на воздух пороховые бочки, умирали на месте от сердечного удара или кровоизлияния вестовые и ординарцы.
Владыка Белиал, узнав о затягивающейся компании по землям, которые он надеялся без особого труда присоединить к своим владениям, впал в великую ярость, превратив Хельмута Карла Бернхарда, графа фон Мольтке, заслуженного военачальника, в огромную бородавку, а курфюрста Рюдигера Саксонского наградив гроздью растущих посреди лба носов. Тысячи демонов ежедневно обрушивали на злосчастный Сиам пороховые бомбы и бочки с адским огнем, выжигали все живое ядовитыми газами, перетрясали недра вместе со всеми крысиными норами жестокими судорогами земной коры. Тщетно.
Чертовы сиамцы, сами хилые как зайцы, умудрялись протащить свои кожаные пушчонки на немыслимые расстояния по одним им ведомым тропам, расстрелять межевой форт едва ли не в упор — и растворится на рассвете бесследно, так что поисковые и рейдерские партии, рыскающие на следующий день, в лучшем случае не находили ничего, в худшем сами попадали в засаду.
Могучие саксонские мортиры, внутри которых ревели от испепеляющей ярости заточенные демоны, способны были сокрушить любую крепость, смять огрызающиеся огнем бастионы, перекопать кронверки и равелины в однородную кашу. Но вынужденные слепо палить по джунглям, они не только не причиняли особой пользы, но и зверели еще больше, отчего часто пожирали собственную обслугу. Могущественные демонологи, собранные по всей Германии, вызывали себе в помощь дьявольских тварей, заставляя их прочесывать джунгли, но на каждую дьявольскую тварь Сиам выставлял полсотни мелких, куда более юрких, но не менее злобных. Какой-нибудь демон мелкого чина мог до обеда выкорчевать морген[9] джунглей, но и сам погибал, изнуренный в бою тысячами его мелких сородичей, осаждающих его точно пираньи.
Не помогали ни ухищрения штабных офицеров, ни отработанные сотнями лет европейских войн приемы. Тяжелые штурмовые големы, каждый по двести центнеров[10] весом, сокрушавшие в свое время улицы Праги и Парижа, утопали в грязи, стоило им только углубиться в джунгли, грозные боевые аутовагены, сами похожие на миниатюрные крепости, ощетинившиеся во все стороны стволами крупнокалиберных гаковниц, теряли всю свою дьявольскую мощь, оказавшись зажатыми на узких дорогах и тонких деревянных мостах. Пехотные терции, способные идти по колено в огне, рассыпались и теряли строй, вынужденные двигаться по болотам и пашням.
«Страшно, когда горишь в аутовагене, — заметил седой ефрейтор, потягивая дармовое пиво, — Страшно, когда угодишь в засаду — даже несмотря на кирасу дырок навертеть могут до черта. Но всего страшнее тамошние демоны. В жизни не видел более кровожадных тварей. Наши-то что, убьют и убьют, коли есть за что. Ну может шкуру наизнанку вывернут, если не в духе, или там руки-ноги поотрывают. Таких, чтоб мучить ради удовольствия, почти нет. А тамошние…Ай, черт, что тут говорить! Сиам, мать его!»