Барби. Часть 1 (СИ)

Барбаросса потерла полированный бок «Скромницы», успокаивая гуляющий в металле злой гул. Сестрице Барби тоже приходилось порезвиться на этом лужку. Вырвать пару перьев зарвавшимся «воронессам», засадить сапогом по пизде облезлым «волчицам», вмять в головы пару носов дубоголовым пёздам из «Железной Унии». Старшие ковены сводили друг с другом счеты с не меньшим пылом, чем младшие, груз столетних традиций ничуть не мешал им пробовать на вкус плоть и кровь друг друга, лишь требовал делать это аккуратно и чисто, не привлекая к распре больше внимания, чем необходимо сторонам.

Проклятая женская природа, в которую, кажется, владыки Ада еще при ее сотворении добавили понемногу от всех ядов из своей коллекции! Шесть дочерей в одной семье никогда не будут расти в мире, им всегда надо выяснить, кто из сучек самая красивая. Рано или поздно на смену щипкам и выдранным волосам придут стилеты.

Некоторые такие конфликты тлели годами, не поднимаясь выше вяло клокочущей склоки, чтобы вдруг полыхнуть адским огнем, унеся пару-другую зазевавшихся шлюх прямиком в Преисподнюю. Другие носили вид коротких ожесточенных вендетт, длящихся считанные недели, а то и дни — выяснив друг с другом отношения и покрыв свежие обиды свежей же кровью, стороны зализывали раны и считали вопрос исчерпанным.

Я не могу даже прикоснуться к ней, подумала Барбаросса, сверля взглядом хлопающую ресницами Кузину. И дело даже не в том, что мы в Нижнем Миттельштадте ясным днем. Сейчас у «Сучьей Баталии» с «Орденом Анжель де ля Барт» сносные отношения, по крайней мере, в ход обыкновенно не пускаются вещи более серьезные, чем обычные остроты и мелкие пакости. Но если Вера Вариола узнает, что я втянула ее ковен в войну с «бартианками», дело закончится не плетями, от которых моя спина заплачет кровавыми слезами, дело закончится чем-то гораздо, гораздо более скверным. Пожалуй, она может даже позавидовать презренной Острице, низвергнутой из ведьмы третьего круга до состояния прислуги и вынужденной забыть свое прошлое имя.

Кроме того… Барбаросса прикусила губу, делая вид, что разглядывает Кло, а вовсе не Кузину. Кроме того, не стоило забывать одной немаловажной детали. Все «бартианки» выглядят невинными цветочками, но под всеми этими слоями бархата, атласа и органзы прячутся смертоносные твари, способные дать фору многим из адских созданий.

Едва ли Кузина вытащит из-за корсажа кинжал, но ей и не требуется столь примитивно устроенное оружие, «бартианки» презирают острые штуки, которыми ведьмы режут друг друга. И тупые штуки, которыми они проламывают друг другу головы. И огненные штуки, которыми превращают друг друга в куски верещащего пузырящегося мяса. Как и все прочие штуки, которые принято коллекционировать в Броккенбурге. У них есть более тонкие инструменты для такой работы, инструменты на все случаи жизни.

Пояс платья Кузины скреплял аграф из слоновьей кости и бирюзы. Изящный, безукоризненно подобранный в тон пламенеющему бархату платья, он мог выглядеть искусной безделушкой ценой в пару талеров. Но если Кузине вздумается отщипнуть его от платья и бросить в ее сторону, произнеся условное слово на демоническом наречии, как знать, не выскочит ли оттуда плотоядная тварь, изловленная в чертогах Ада, чертовски голодная и с таким остопизденительным количеством зубов, какого нет у всех обитателей Броккенбурга вместе взятых?

Серебряный медальон, похожий на крошечную луну, висящую между ее ключицами. Медальон, к которому Барбаросса прикоснулась бы только в толстых кожаных перчатках, чтобы не ошпарить пальцев. Он может быть обычной бижутерией, а может — сложно устроенным амулетом, способным превратить всякого, неосмотрительно близко подошедшего к его хозяйке, в щепотку жирного пепла, прилипшего к брусчатке.

Хорошенькие каффы[6], примостившиеся на аккуратных розовых ушках кузины, походили на парочку миниатюрных дельфинов, но даже их следовало принять в расчет и воспринимать в качестве оружия. Их внешняя поверхность имела лишь выгравированный в металле узор, но внутренняя легко могла скрывать глифы адского языка, складывающиеся в комбинацию смертоносных чар, в которых не разобралась бы даже Котешейство. И которые могли бы оторвать ей голову так же легко, как крошку от буханки свежего хлеба.

Кольца на ее изящных пальцах, брошки на ее платье, булавки в блошином дворце, этом блядском «фонтанже», который торчит у нее на голове… Все они могут таить в себе опасность, и такую, по сравнению с которой ее собственные кастеты покажутся не опаснее парочки грецких орехов в золоченой фольге. Черт! Барбаросса мысленно хмыкнула. Кузина способна выглядеть целомудренной крошкой, хлопать ресницами и даже мило краснеть, но под ее юбками может скрываться арсенал, равного которому нет у магдебургской гвардии. Даже крохотная горошина, сидящая в ее влагалище наподобие принцессы Альбертины[7] в ее розовом замке, может таить в себе сгусток адской энергии, способный превратить половину квартала в полыхающие угли, сплавив воедино дома и их обитателей.