Барды Костяной равнины

Так Найрн на пару сотен лет сделался камнем. Как ни странно, небытие не мешало ему преуспевать. В балладах, в стихах его слава росла, как неистребимый сорняк, и ветры разносили ее семена по всему Бельдену. Он спал мирным сном старого замшелого валуна, полным неспешных сновидений, лишь слегка просыпаясь в самой глубине души, когда ученики присаживались на него поупражняться в музыке – и в то же время против собственной воли жил бесчисленным множеством жизней!

Полностью прогнала его сон песня, проникшая вглубь камня и нащупавшая внутри человеческую душу. Услышав эту песню, он навострил ухо, а за ним и другое, и, наконец, открыл глаза, чтобы увидеть певицу со столь роскошным голосом, буйным и чистым, как ветры над равниной. Давно забытым привычным движением он выпрямил ноги, поднимаясь из земли, примятой валуном, чтоб угнездиться в ней поудобнее. Песня умолкла на полуслове. Утро пахло весной, сырой землей и свежей травой. Он встал во весь рост, с арфой, о которой давно позабыл, на плече, и заморгал, очищая мозг от камня, под изумленным взглядом темноволосой девушки, собиравшей землянику среди стоячих камней.

От неожиданности она на миг замерла без движения. Найрн кашлянул, прочищая горло. При этом звуке девушка вздрогнула так, точно все ее кости разом рванулись прочь из тела. Развернувшись, она без оглядки кинулась в кусты боярышника и выскочила с другой стороны, всполошив пару зябликов, с отчаянным щебетом взвившихся в воздух за ее спиной.

Найрн постоял на месте, наблюдая за успокаивающимися птицами. Кусты были новыми, незнакомыми. Он обошел их кругом, вновь привыкая к движению. Земли вокруг школы выглядели непривычно ухоженными: цветники, выкошенные лужайки… Вниз по склону холма к мосту через реку тянулась дорога, аккуратно обнесенная низкими каменными оградками. Деревня по обе стороны реки заметно разрослась вдаль и вширь. Сколько новых домов и амбаров успело вырасти здесь с тех пор, как он закрыл глаза! Дома на том берегу разделял надвое отрезок булыжной мостовой. В отдалении, у воды, росло огромное здание – камни, скрепленные известковым раствором, слагались в стены, спиралями тянулись вверх, образуя мрачные недостроенные башни, как две капли воды похожие на полуразрушенную башню школы. Повсюду вокруг Кайрая бурное море трав было разделено, разгорожено, разграничено квадратами, треугольниками, ромбами черной вспаханной земли.

Сколько же времени он пробыл камнем?

Тут что-то вторглось в его мысли. Поняв наконец, что это, он по привычке пошел к задней двери школы – туда, откуда впервые за две сотни лет почуял запах еды.

Чтобы попасть туда, пришлось отворить калитку в заборе, окружавшем изрядных размеров огород. Тут на него легла тень башни, и он попятился назад, опасливо глядя наверх. Вид башни, лишенной верхушки, пробудил воспоминания о падавших с неба камнях. Найрн озадаченно покачал головой, не понимая, какую же башню разрушил. Он-то думал, то была Вьющаяся башня! Быть может, эту зацепило разлетом призрачных камней? Или Вьющаяся башня на самом деле была тенью, призраком древней сторожевой башни на холме? Как бы там ни было, странно, что ее так и не починили. Неужели кто-то действительно помнит о волшебстве, разнесшем ее верхушку? Или она просто стоит над равниной, точно загадка? Точно еще одна тайна прошлого – место, где некогда случилось нечто ужасное или чудесное, только никто не помнит что…

Сквозь распахнутую дверь в кухню он вновь увидел ту же темноволосую девушку.

Она безмолвно смотрела на него, помешивая жаркое, кипевшее в котле над огнем. От запахов лука, грибов и баранины в дымном воздухе все тело внезапно, мучительно встрепенулось, возвращаясь к жизни.

Тут он снова услышал ее голос – слабый, слегка дрожащий.

– Можешь взойти наверх по этим ступеням. Ученики как раз завтракают. Присядь там, я принесу тебе поесть.

Он с благодарностью кивнул, вспоминая нужные слова.

– Спасибо тебе.

– Если… если захочешь сыграть им, они послушают. Музыканты часто платят за еду песнями, а новым песням мы всегда рады.

Он повернулся к знакомым истертым ступеням.

– У меня нет новых песен, – с непривычки его голос, тяжкий, выветренный голос камня, звучал грубо и резко. – Только самые старые в мире.

Она принесла ему огромную миску жаркого, хлеб, сыр и собранную среди камней землянику. Он съел все до крошки, радуясь ее прозорливости, подсказавшей ей, что старый валун, лежавший на холме задолго до ее рождения, может проголодаться сильнее многих. Никто из учеников не заговорил с ним, хотя все то и дело с любопытством поглядывали на него и его арфу. Но он не стал предлагать сыграть в уплату за еду, и вскоре ученики разошлись, оставив пустые миски и кружки в беспорядке разбросанными по столам.

«Что ж, по крайней мере, на это-то я сгожусь», – подумал он, возвращаясь на кухню.

Кухня была пуста. Он отыскал поднос, поднялся наверх за грязной посудой и снова спустился вниз. Покончив с мытьем мисок наполовину, он услышал с лестницы шаги.