Пока шла подготовка к фестивалю, они держались за кулисами и оказывали поддержку прибывающим артистам, в частности мне. Но сразу после сбора гостей хозяева заведения начали уверенно исполнять эпизодические роли в ходе мероприятия, а на поклон уже вышли как главные персонажи спектакля. Под занавес судьба «Бархатного подполья» и всех его участников оказалась в их руках, и это перевернуло все наши представления о том, как должны проходить такие мероприятия. Но обо всем по порядку.
Владимир Преображенский пребывал в тот день в крайне декадентском настроении. Проще говоря, он еще до прихода гостей пал духом: аппаратура не работала, несколько участников в последний момент отказались приехать, микрофонная стойка сломалась. Все это наполняло его глаза чарующей грустью и заставляло чувственный рот изгибаться в кривой улыбке экзистенциалиста. Благодаря курчавым волосам, выбивавшимся из-под цилиндра, и голосу, полному безнадежности, он казался сошедшим со страниц учебника по декадентству. От одного лишь взгляда на него начинало щемить сердце и возникало страстное желание выпить абсента.
Я явилась на фестиваль, как следует подготовившись: всю ночь что-то расшивала бисером, отказавшись от сна, и прекратила это занятие только около 12 часов дня, когда убедилась, что уже достигла нужного состояния. Отсутствие сна накануне декадентских мероприятий, по моему убеждению, является универсальным способом достичь одновременно и томного взора, и лихорадочного румянца на щеках, и ощущения того, что все вокруг происходит словно во сне. Даже не представляю, что можно делать на «Бархатном подполье», проспав всю ночь в мягкой постели. Уж лучше тогда отправиться в какое-нибудь другое место, где требования к состоянию здоровья гостей менее строги и где не нужно иметь впавшие глаза и печальную улыбку, чтобы пройти фейс-контроль.
Не напрасной была и моя ночная работа. Я облачилась в одеяние, наполовину состоявшее из янтарного бисера и наполовину из такого же цвета бахромы. Набросив на плечи невероятное перьевое боа медного цвета, надев самые дряхлые туфли 1930-х годов, какие только имелись в моей коллекции, и дополнив образ вопиющим макияжем, я поняла, что выгляжу из ряда вон. Это было то, что нужно.
Вскоре зал начали заполнять мои ученицы. Каждая из них представляла собой уникальный экземпляр женской сексуальности. Одна была скромной и гордой девушкой из 1940-х, явно не успевшей потерять девственность до войны и теперь ищущей решения этой проблемы. Другая была в белом парике эпохи барокко и постоянно визжала, показывая панталончики. Третья, Мисс Блондис, являла собой образец девушки с пин-ап плаката. С ангельской улыбкой она устроила пикник из живых людей, разложив их на клетчатой скатерти, и намеревалась их порезать, но что-то помешало ей, уж не помню что. В общем, номер был сорван. Была там и торговка ношеным бельем Мадемуазель Жюли, которая курила через мундштук и так глядела на вас, когда вы заикались о скидке, что вы тут же безропотно все у нее покупали. А еще была пятидесятидвухлетняя Ева Бахар в платье «Одри Хепберн». Она умела играть на клавишных инструментах, заунывно подпевая самой себе; в конце же она задирала платье и ставила финальный аккорд острой шпилькой по нотам ля, си и до одновременно.
Одним словом, коктейль созданных мною персонажей был восхитительным и в меру ядовитым. Но гости в тот день попались какие-то нерешительные и не спешили насладиться им, все больше отсиживались за своими столиками да поглядывали искоса. Но мы не растерялись и совершили тур по всему заведению: пококетничали там, опрокинули бокал вина сям, пофотографировались с теми да с этими… В общем, лед тронулся, и вечеринка началась.
Здесь должен был бы последовать внушительный кусок текста с описанием атмосферы вечера и всего, что происходило в тот день, потому что программа была интересная, а персоналии – уникальные. Но героями моего повествования будут лишь вышеупомянутые да еще одно лицо, которое вот-вот появится. Уповая на то, что воспоминания других друзей Преображенского восполнят пробелы, я двигаюсь дальше и перехожу к самому интересному.
Как вы уже, наверное, поняли, в тот вечер я блистала. Но делала я это не одна, а на пару с Алексеем Чертковым. На пару с ним в тот день блистали многие, например Мария Рунова. Никогда не забуду его бархатный пиджак и великолепный шейный платок, а также театральную ложу, которая образовалась за одним из потайных столиков заведения, отделенных шторами от остального зала. Впрочем, не совсем закрытую, ибо все происходящее там мог видеть любой, вот только не каждый рисковал в этом участвовать. Но я, сколько себя помню, никогда не отличалась робостью. И первое же порочное занятие, к которому я присоединилась, попав туда, стала сигарная дегустация.