Бархатные коготки

— Как тебе удается, — спросила я, — каждый вечер являться в этой одежде перед толпой чужих людей и не чувствовать неловкости?

Пристегнув подтяжки, она пожала плечами.

— Мне приходилось носить еще более дурацкие костюмы.

— Я не хотела сказать, что он дурацкий. Я имела в виду… если бы я вот в этом оказалась рядом с тобой, — я сделала еще два шага, — я бы не утерпела и поцеловала тебя!

Китти приложила палец к губам, потом пригладила себе челку.

— Тебе придется привыкнуть, чтобы не провалить план Уолтера. А если не удержишься — представляю, что это будет за зрелище!

Я рассмеялась, но при словах «план Уолтера» у меня перехватило дыхание от страха, и смех получился довольно сдавленный. Я опустила взгляд на свои ноги. Брюки, между прочим, были мне очень коротки, и из-под них торчали лодыжки в чулках.

— Но ведь из его плана и так ничего не получится, а, Китти? Не всерьез же он это задумал?

*

Но Уолтер был настроен серьезно.

— Ага! — воскликнул он, когда мы наконец вышли вместе в сценических костюмах. — Ага, пара что надо!

Таким взволнованным я его никогда не видела. Он велел нам встать рядом, взявшись под ручку, потом повернуться, повторить танец на негнущихся ногах, за которым он нас застиг. И все время ходил кругами, щурясь, поглаживая подбородок и кивая.

— Нам, конечно, понадобится для тебя костюм, — сказал он мне. — Парный к Китти, и не один. Но это мы легко организуем. — Уолтер сдернул с моей головы шляпу, и волосы рассыпались у меня по плечам. — С волосами придется что-то делать, но цвет, во всяком случае, превосходный — чудесный контраст к волосам Китти, так что публика на галерке не будет вас путать.

Он подмигнул и, заложив руки за голову, продолжил меня изучать. Пиджак Уолтер успел снять. На нем была зеленая рубашка с ярко-белым воротничком (он всегда был неравнодушен к модным нарядам), под мышками темнели пятна пота.

— Ты что, всерьез это говоришь? — спросила я, и Уолтер кивнул:

— Да, Нэнси, а как же.

Уолтер продержал нас за работой весь день. Задуманная воскресная вылазка с прогулкой была забыта, кучер, который нас ждал, получил плату и был отослан. Поскольку в доме никого не было, мы репетировали у пианино миссис Денди так же усердно, как по утрам в будние дни, но теперь я пела тоже — не подменяла Китти, чтобы поберечь ее голос, как делала иногда, а пыталась ей подпевать. Мы повторяли песню, за которой нас застиг Уолтер — «Если я когда-нибудь разлюблю», — но на этот раз, конечно, не так непринужденно, и выходило у нас очень плохо. Потом мы попробовали некоторые из песен Китти, заученные мною наизусть еще в Кентербери; они пошли чуть приличней. И под конец мы взялись за новую песню, уэстэндскую, какие тогда были в моде: прогуливаюсь, мол, по Пикадилли, карман так соверенами набит, что женщины вокруг мне подмигнуть спешат, со всех сторон я вижу взгляды и улыбки. Эта песня исполняется еще и сейчас, но впервые она досталась нам с Китти, и мы в тот день пробовали петь ее вместе: авторские «я» меняли на «мы», прогуливались, держась под ручку, по ковру в гостиной, сплетали в гармонии голоса — и получалось красивей и комичней, чем я ожидала. Мы спели ее раз, второй, третий и четвертый — и я почувствовала себя не так скованно, развеселилась и перестала считать затею Уолтера такой уж глупостью…

По конец, когда мы охрипли, а в мыслях крутились одни только соверены и улыбки дам, Уолтер захлопнул крышку пианино и предложил отдохнуть. Мы приготовили чай и завели разговор на другие темы. Глядя на Китти, я вспомнила, что у меня имеются иные, более веские причины для веселого, мечтательного настроения, и мне захотелось, чтобы Уолтер поскорее ушел. От этого, а также от усталости я сделалась неразговорчивой, и он, наверное, подумал, что переутомил меня. Вскоре он распрощался, и, когда за ним закрылась дверь, я подошла к Китти и обняла ее. Она не захотела целоваться в общей гостиной, но в сгущавшихся сумерках повела меня обратно в нашу спальню. Тут я вновь ощутила неловкость из-за костюма, к которому вроде бы привыкла, пока дефилировала в нем перед Уолтером. Когда Китти разделась, я привлекла ее к себе; чудился особый соблазн в том, чтобы сжимать своими облаченными в брюки ногами ее голое бедро. Она легко пробежалась рукой по моим пуговицам, и меня затрясло от желания. Потом она стянула с меня костюм, и мы, нагие, как тени, скользнули под покрывало; и тут она вновь меня коснулась.

Мы лежали, пока не хлопнула входная дверь и снизу не послышался кашель миссис Денди и смех Тутси на лестнице. Китти сказала, что нужно встать и одеться, а то как бы другие не удивились; и во второй раз за этот день я, лежа в кровати, лениво наблюдала, как она умывалась и натягивала на себя чулки и юбку.

Я поднесла руку к груди. Там ощущалось медленное движение, словно бы стекание, таяние — как если бы моя грудь была раскаленным, оплывающим воском, в середине которого горел фитиль. Я вздохнула. Китти уловила этот вздох, заметила, как исказились мои черты, и подошла. Отведя мою руку, она очень нежно прижалась губами к тому месту, под которым билось сердце.