Бару Корморан, предательница

Они спустились под знаменем монеты и кометы, которое развевалось на погнутом древке. Княгиня Игуаке выслала навстречу свою кавалерию, а Наяуру, спеша не отстать от соперницы, — своих воинов. Отсфир тоже поехал им навстречу, ведя в поводу лошадей для Бару Рыбачки и Тайн Ху. Бару отказалась садиться в седло, пока ее дружина идет пешком, и Отсфир, спрыгнув на землю, присоединился к Честной Руке. Его борода уже отросла, а тон был полон вульгарного оптимизма.

Они вступили в Хараерод под грохот подков и бурю приветственных возгласов.

«Устрашающее восхищение, — тревожно подумала Бару. — Слишком большие силы собрали мы в долине. И еще неизвестно, чем все закончится».

Глава 23

— Я изменю своему ригоризму, — начал Лизаксу, — если не напомню собравшимся о следующем. Ее превосходительство полагала, что Наяуру будет выжидать, не предпринимая ничего. Но она ошиблась. Вот и все, что я хотел сказать.

— Нет! — прорычала Тайн Ху. — Договаривай. К чему ты клонишь?

— Вультъяг, — вмешался Отсфир, сверкнув на нее глазами из-за кружки пива. — Ты ведь не в кустах присела, чтобы справить нужду. Здесь совет равных. Имей уважение к собеседникам.

Налокотники Тайн Ху зазвенели о подлокотники кресла, подобно курантам.

— Бару Рыбачка терпела цингу и голод, пока ты транжирил ее казну на меха и лучников. Имей ты хоть крупицу ее смелости и убежденности, заявил бы прямо, чего хочешь.

Лизаксу со смехом поднял ладони.

— Мы все хотим одного и того же. Успокойся, Вультъяг.

— Неужели, Лизаксу? — Тайн Ху привстала с кресла, указывая на Эребог — так, словно ее жест был порожден подземным толчком. — Ладно! Ригоризм так ригоризм. Эребог, хочешь ли ты того же, что и он? А может, ты жаждешь сцапать Честную Руку, увезти ее обратно домой и держать взаперти, откармливая для брачного союза?

Эребог презрительно хмыкнула от грубого вопроса.

— Я разделяю тревогу Лизаксу. Да, ее превосходительство сплоховала в оценке намерений Наяуру. Но мне ясно, что прочность нашего текущего положения — результат действий «шакалов». Я понимаю, что этим мы целиком обязаны ей.

«Почему бы им просто не заткнуться? Пусть делают так, как я скажу», — раздраженно подумала Бару.

Мятежные князья собрались в доме Хараерода на совет. Завтра им предстояло вести совместные переговоры с Игуаке и Наяуру, и они должны были держаться заодно.

Увы, сегодня они заставили Бару усомниться в самой возможности этого.

— Точнее, ты обязана «шакалам» прочностью своего текущего положения, — вмешался Отсфир. — В твои земли, Эребог, пожаловали воины из Стахечи. Этот тип, Дзиранси, посланник Дома Хуззахт, в кои–то веки явившийся на юг из своей тайной цитадели, чтобы говорить с нами, — как он здесь оказался? Может, по воздуху прилетел? К кому ты обратилась бы за помощью, если бы «шакалы» не пришли очистить твои дороги и леса от разбойников? Может, без них княжество Эребог превратилось бы в Дом Эребог?

А Отсфиру не откажешь в некоторой смекалке.

Лизаксу метнул в Отсфира остерегающий взгляд — похоже, предупреждая, что речь о столь щекотливых вещах заводить пока рано.

Но предупреждение пропало даром: Бабка попросту отмахнулась от Отсфира.

— Несущественно. Сейчас важнее всего завлечь Наяуру к нам, прочь от Пактимонта.

— Завлечь Наяуру? — Унузекоме утробно расхохотался. — Наяуру нам всем известна. Она прыгнет в постель к обоим, а после продолжит пощупать, как ей самой будет угодно.

Раздраженно причмокнув, Эребог сняла пушинку с рукава платья.

— Не путай ее личные пристрастия с политикой. Будь у меня в молодости такие соседи, как Отр с Сахауле, я бы тоже вышла па охоту.

Унузекоме поднял руку ладонью вверх и сжал ее в кулак, словно предлагал помочь Бару тянуть канат. Накануне он приветствовал ее как старого товарища но плаванию и засиделся допоздна, слушая истории о военных похождениях Бару.

— Она уже могла бы носить ребенка Отсфира, что надежно привязало бы ее к нам. Еще не поздно заключить союз через брак.

— Для этой цели ты подходишь не хуже моего, — огрызнулся Отсфир. — Думаешь, замужество ее удержит? Ну, родит она мне наследника — и тотчас посадит его на мое место.

— Пожалуй, тебе не стоило бы вспоминать о ненадежности брачных уз здесь и сейчас, — медоточиво сказала Эребог.

Бару очень не хватало жрицы–иликари — ее реестра личных тайн, ее тихого храма, залитого оливковым маслом и рассеянным светом. Без нее проклятый заговор лишился краеугольного камня и держался лишь на капризных княжеских амбициях.

Но разве она не вызвалась стать краеугольным камнем в усадьбе над рекой, на том кровавом берегу? Разве она не объявила себя Честной Рукой?

— Довольно, — произнесла Бару, подавшись вперед, в круг сосновых кресел. — Я просмотрела счетные книги…

— Я со своей хотя бы развелся, — прошипел Отсфир. — А не устроил так, чтобы она исчезла на далеком севере, в доме человека, которого я полюбил сильнее.