Башня

Мужчина лет сорока, с длинными волосами и большими залысинами. У него была короткая мефистофельская бородка, но сейчас мужчина выглядел не как грозный и загадочный Князь Тьмы, а просто как очень испуганный… Нет, обезумевший от страха человек.

Черты лица были искажены ужасом, по щекам катились крупные капли. Слезы? Или…

Обоими кулаками он колотил в стекло, и дряблые грудные мышцы обреченно болтались и дергались.

– Уводи! – крикнул режиссер, и вертолет сдвинулся с места.

Теперь окно выглядело зеркальным, но все же можно было разобрать горизонтальную качающуюся линию – уровень воды.

– Э-э-э… – Истомин замешкался. Комментировать такое было трудно. – Э-э-э… Видимо, мы несколько недооценивали ситуацию… Похоже, она принимает совсем другой оборот. – Истомин махнул рукой – картинка исчезла. Он повернулся к камере в студии. – Мы… будем продолжать следить за развитием событий вокруг Башни. Оставайтесь с нами.

Снова зеленая заставка, потом реклама.

– Вертолет МЧС в воздухе! Он уже близко! Скоро нас попрут оттуда! – кричал в наушник режиссер.

– Вертолету, что бы ни случилось, оставаться рядом с Башней! Будут выгонять – просить аварийную посадку на берегу канала, но ни в коем случае не уходить! Вторую машину – на выезд! Я хочу, чтобы они были на крыше одного из стоящих рядом домов. И не спать, ребята! Пошевеливайтесь, это прямой эфир! Назимову – не отходить от мэра. Что говорит МЧС? И вот еще что! Кто строил эту Башню? Кому она принадлежит?

– Концерн «Север», – ответил Плотников.

– Отлично! Кого-нибудь из концерна! Интервью по телефону!

– Уже работаем.

– Молодцы! Что РТР?

– В полной заднице – у них же нет вертолета!

– У них много чего нет, – удовлетворенно сказал Истомин.

Молодой женский голос по селекторной связи сказал:

– Кирилл Александрович! Звонит ваша жена. По-моему, у нее что-то срочное…

– Пусть перезвонит через пятнадцать минут.

– Но она… – девушка робко пыталась возразить.

Истомин вскипел.

– Сейчас же положите трубку! И соедините меня с ней через пятнадцать минут!

Девушка коротко ойкнула.

– Кирилл Александрович! Еще один звонок, – на этот раз ее голос звучал испуганно. – Дубенский, главный управляющий Башни…

– Боже мой! – разозлился Истомин. – Слава! – обратился он к режиссеру. – Может, хоть ты объяснишь своим помощникам, что на самом деле важно, а что может подождать? Переведи Дубенского на меня и включи запись: он наверняка хочет сделать какое-то заявление. И вообще, ребята… Если кто-то еще не понял, то я объясню. Мы работаем в прямом эфире, то есть все это происходит здесь и сейчас. Это специфика нашей работы, и прошу ее учитывать, – «а кто не хочет – может выметаться!» – подтекст у последней фразы был именно такой, – поэтому, пожалуйста, побыстрее.

– Кирилл, все работают, – голос Плотникова звучал обиженно.

– Кирилл Александрович, с вашего позволения, – язвительно сказал Истомин и приподнял невидимую шляпу. – Сейчас главное – работа, обиды – после эфира!

Он не знал, что довольно скоро изменит свое мнение о том, что главное, а что – не очень. Но сейчас главным действительно была работа.

– Мама, когда мы пойдем за мороженым?

Марина с трудом открыла глаза и перевернулась на другой бок.

– Сейчас… – сонно сказала она. – Сейчас пойдем…

Глаза снова закрылись, и она почувствовала, как проваливается в сладкую дрему.

Дневной сон – это такая коварная вещь… Стоит ему только позволить, и он засосет тебя, как зыбучий песок. Но… это так странно – чем больше спишь, тем больше хочется. После какого-то момента бывает очень трудно остановиться и снова вернуться к бодрствованию.

Она заставила себя открыть глаза и посмотреть в окно. Небо над Серебряным Бором было окрашено оранжевыми сполохами заката.

«Еще немного – и наступят сумерки, а я все валяюсь… – подумала она. – Надо собраться и встать, а то…»

А то это может превратиться в проблему: ночью она не уснет, а завтра утром очень рано вставать, Марина хотела перед первым уроком отвезти сына обратно на дачу, к бабушке, где он проводил два из трех летних месяцев.

Работа… Эта странная жизнь, напоминавшая «американские горки». Когда-то она с удовольствием ходила на работу – Марина преподавала английский язык в техническом вузе, – потом, когда муж стал зарабатывать достаточно, чтобы она могла себе позволить сидеть дома, Марина уволилась. Поначалу ей даже было скучно: все-таки в институте было какое-то подобие активной жизни – сплетни, склоки, дрязги…

Но прошел год или два, и она сама не заметила, как отвыкла от повседневной суеты. Одну суету сменила другая: она возила сына на машине в престижную школу в центре, на корты, где он усиленно занимался с личным тренером (и подавал большие надежды… как хотелось думать Марине), готовила еду, ждала мужа…

Мужа… Он исчез из ее жизни так неожиданно, словно… умер.

«Тьфу ты, Господи, что я такое говорю?» Нет, конечно, она не желала ему смерти… Ну, может быть, каких-нибудь мелких неприятностей – это да («он это заслужил»), но не смерти. Он исчез, и жизнь ее снова круто изменилась. Теперь, к сожалению, в худшую сторону.