Башня у моря

– Я предупрежу мистера Драммонда, что со всеми нужно обходиться по справедливости, – сказал я, но мое сердце протестующе ёкало в ожидании этого разговора, и, хотя я сдержал обещание по возвращении Драммонда, он меня не послушал.

– У меня нет иного выбора – только поднять ренту, – возразил он. – Имение себя не окупает. А что касается сетований Джойсов на О’Мэлли, то, если они еще раз придут к тебе с жалобами, можешь им напомнить, что О’Мэлли – беднейшая семья в долине и поднимать им арендную плату бессмысленно: они все равно не смогут заплатить. А в выселения я не верю.

Это означало, что он не верит в выселение своих родственников. Некоторых из Джойсов победнее он выселил, когда они не смогли платить новую ренту, а потом и еще ухудшил ситуацию, распределив их землю между О’Мэлли.

В результате семьи устроили свару. Это случилось в День святого Патрика, а после никто так и не понял, за кем осталась победа, но шестерых искалечили, а по меньшей мере у дюжины были разбиты носы. Давняя вражда между Джойсами и О’Мэлли вспыхнула с новой силой, а вскоре кто-то написал на стене вокруг Кашельмары: «МАКСВЕЛЛ ДРАММОНД – ШОТЛАНДЕЦ». Самое страшное оскорбление для любого управляющего, а в особенности для Драммонда, который всегда пространно объяснял, какой он весь из себя ирландец.

Я не знал, что делать. Думал снова поговорить с Драммондом, но понимал, что ничего этим не добьюсь. Он отмахнется от меня, как и в прошлый раз, только сделает это резче: скажет, чтобы я шел прочь забавляться с Керри. Обращаться к матери было бесполезно. Я думал написать моим дядям, но очень боялся, как бы Драммонд каким-нибудь образом не перехватил письмо, а потому, когда написал, просто пригласил их весной в Кашельмару. Но они оба отказались. Дядя Томас с головой погрузился в изучение каких-то продвинутых медицинских работ, а дядя Дэвид, который только что объявил о своей помолвке, был слишком занят подготовкой к свадьбе весной в Лондоне.

– Я думаю, пора нам устроить медовый месяц, – сообщил я Керри в апреле.

К этому времени Кашельмара настолько мне опротивела, что я был готов на все, чтобы бежать. Хотя мое финансовое положение оставалось незавидным, я проглотил гордость и попросил у дяди Томаса денег в долг.

Месяц спустя мы с Керри побывали на свадьбе дяди Дэвида, а потом пересекли Канал – начиналось наше шестинедельное путешествие во Францию, в Швейцарию и Италию.

3

Я собирался доверительно поговорить с моими дядями при встрече, но дядя Дэвид пребывал в состоянии такой эйфории, что мне не захотелось нагружать его своими проблемами, а дядя Томас был настолько холоден со мной из-за ссуды, что это никак не способствовало доверительным беседам. Вот я и промолчал, а потом радовался этому. Что я мог бы сообщить такого, что разорвало бы мое соглашение с Драммондом и не привело бы к бесконечным ужасающим сценам? Мои дяди могли бы передать дело в суд, а воспрепятствовать им я не имел возможности, и тогда один Бог знает, что сотворил бы Драммонд. А я не знал, как объяснить моим дядям, почему боюсь этого человека. У меня не было возможности что-либо предпринять против него, не поставив под угрозу благополучие моей матери. Я-то ради нее был готов скрывать отравление, но она же моя мать, а не их! Возможно, Томас и Дэвид своим долгом сочтут предание суду убийцы их брата, а вовсе не защиту его вдовы.

Нет, лучше ни о чем им не знать. По крайней мере, пока мне не исполнится двадцать один и не появится возможность навести порядок в собственном доме.

У дяди Дэвида была скучная протестантская свадьба и чопорный прием после нее – все стояли и что-то растроганно говорили. Мне все это показалось тоскливым. Единственным ярким пятном стала невеста дяди Дэвида – хорошенькая и веселая. Она пригласила нас в Суррей попозже в этом году. Они отправлялись на медовый месяц в Германию – слава богу, ведь если бы они собрались в Париж, то нам, вероятно, пришлось бы ехать вместе, а я уже не мог дождаться, когда мы останемся вдвоем с Керри, по меньшей мере в сотне миль от членов моей семьи.

Я никогда прежде не был на Континенте, и поначалу эмоции так переполняли меня, что я почти забыл свои уроки французского. Но ирландцы и французы испокон веков симпатизировали друг другу, поскольку у них был общий враг, а моя французская фамилия также способствовала более гостеприимному приему во Франции.

– Мне нравится произносить ее на французский манер, – с энтузиазмом сказала Керри, и я согласился – то была приятная перемена.

Английское произношение моей фамилии имеет ударение на первый слог, хотя всю свою жизнь я слышал от посторонних разные варианты.

Я мог бы получить доступ в избранное парижское общество, но мы не хотели присутствовать на скучных приемах, поэтому просто остановились в лучшем отеле и выискивали знаменитые парижские достопримечательности. Французы чувствовали, что мы влюблены друг в друга, хотя, похоже, никто не верил, что мы супружеская пара.