Гнев Саймона, вызванный страхом, не исчез, но он чувствовал, что пламя жизни все еще горит у него внутри – оно потускнело, но не погасло, и ему стало легче. Он знал, что еще жив. Только это сейчас имело значение и оставалось главным.
Неожиданно он почувствовал рядом что-то новое, понял, что происходило нечто странное. Мегвин плакала, она не издавала звуков, но ее тело отчаянно дрожало и грозило исчезнуть, как дым, что уносит ветер.
– Что случилось? – Саймон, который ничего не понимал и испытывал тревогу, не хотел ее терять, но она становилась опасно иллюзорной. Даже свет, который она несла, заметно ослабел. – Мегвин! Почему ты плачешь?
– Я такая дура, – проговорила она. – Какая же я дура!
– Я тебя не понимаю. – Он попытался дотянуться до нее, взять за руку, но они не могли прикоснуться друг к другу. Саймон посмотрел вниз и ничего не увидел там, где должно было находиться ее тело.
– Потому что думала, будто все знаю. Я думала, что даже боги ждут, что я стану делать.
– Я все равно не понимаю.
Мегвин долго не отвечала. Саймон чувствовал, как ее боль течет сквозь него мощными потоками, то гневными, то печальными.
– Я объясню – но сначала расскажи, кто ты такой и как сюда попал. О, боги, боги! – Горе снова грозило унести ее прочь. – Я стала жертвой ужасного количества предположений. Их было слишком, слишком много.
Саймон выполнил ее просьбу и заговорил, сначала медленно, запинаясь, подбирая слова, потом к нему пришла уверенность и постепенно вернулось прошлое. Он с удивлением обнаружил, что может вспомнить имена, которые совсем недавно представлялись туманными дырами в памяти.
Мегвин его не прерывала, но по мере того как он говорил, становилась материальной. Он снова ее видел, блестящие печальные глаза и плотно сжатые губы, словно только так она могла заставить их не дрожать.
Когда он заговорил о Сесуад’ре и миссии графа Эолейра в Эрнисдарке, она впервые прервала молчание и попросила его подробнее рассказать о графе и вспомнить все его слова.
Саймон рассказал Мегвин про Адиту и про то, что Дети Рассвета направляются к Эрнистиру, и Мегвин снова заплакала.
– Мирза в плаще дождя! Все, как я опасалась. Я едва не уничтожила своим безумием народ Эрнистира. Я не умерла!
– Я не понимаю. – Саймон наклонился немного ближе, купаясь в тепле ее сияния, и окружавший его диковинный ландшафт стал не таким пустым. – Ты не умерла?
Женщина-тень начала рассказывать о своей жизни, и Саймон с изумлением понял, что и в самом деле ее знал, хотя они не встречались: она была дочерью короля Ллута и сестрой Гвитинна, которого Саймон видел на советах Джошуа в Наглимунде.
История, которую она ему поведала, а потом рассказ о снах, неправильном понимании и несчастных случаях, которые они с Саймоном теперь сумели объединить в единое целое из фрагментов и догадок, получилась ужасной. Саймон, который много времени провел на колесе, в ярости от жалости к себе обнаружил, что ему стало плохо от потерь Мегвин – у нее таким страшным образом забрали отца, брата, дом и страну, что даже он, несмотря на все свои несчастья, такого не испытал. И жестокие шутки судьбы с его невольной помощью теперь обратились против нее! Стоит ли удивляться, что она потеряла самообладание и решила, что умерла. Он невероятно ей сочувствовал.
Когда Мегвин закончила, призрачная долина вновь погрузилась в молчание.
– Но почему ты здесь? – наконец спросил Саймон.
– Я не знаю. Меня никто не привел сюда, как тебя. Но после того, как я прикоснулась к мыслям существа – как я думала, находившегося в Скадахе, в Наглимунде, – если я правильно поняла, некоторое время я находилась в пустоте. А потом очнулась в этом месте и стране и поняла, что жду. – Она немного помолчала. – Возможно, я ждала тебя.
– Но почему?
– Я не знаю, – повторила она. – Но складывается впечатление, что мы с тобой ведем одно и то же сражение – точнее, вели, ведь я не знаю, как кто-то из нас может отсюда уйти.
Саймон ждал и думал.
– То существо… в Наглимунде. Каким оно было? Что ты… почувствовала, когда коснулась его мыслей?
Мегвин попыталась объяснить: