Бастард и жрица

Жрицы протянули руки с кинжалом острием вниз. Я повторила жест, стараясь не думать о том, что делаю. Стараясь отрешиться от собственного тела.

Меня здесь нет. Я осталась на маковом поле в объятиях человека, к которому безумно хотела вернуться. Под спиной твердость земли и мягкость травы, я заключена в любящие руки, и губы прокладывают огненный путь от виска до ключицы. Так хорошо, так сладко, и ощущение безграничного счастья кружит голову.

За каждую ошибку рано или поздно придется расплачиваться. И ладно, если тебе. Но если платить придется кому-то, кто тебе близок…

«Верховная все знает», – эта мысль доводила до тошноты и дрожи.

Ей ничего не стоит рассказать о нас, и тогда…

Мне страшно. Я боюсь так, что стучат зубы. Я презираю себя за это чувство, но ничего не могу с собой поделать. Страх пророс глубоко во мне и пустил ядовитые побеги, отравил кровь, подчинил себе.

Верховная затянула слова песни. Резкие, грубые – от них сводило горло. Бериллиевая клетка раскалилась добела, окутала сиянием тело Ольда, и он завопил. Истошно, как будто с него живьем сдирали кожу. Из груди мужчины брызнули алые нити и потянулись сквозь прутья к шести ритуальным клинкам. Начали наматываться на них, как на веретена.

Откуда-то налетел ветер. Разметал волосы по плечам, всколыхнул тяжелое платье. Запахло грозой и подснежниками, а еще кровью. И появилось чувство, что это не из бывшего старейшины тянут жилы, а из моей груди.

На краткий миг сознание оставило меня, и руки безвольно упали. Ток нитей в мою сторону прервался, и это вызвало у несчастного Ольда особенно сильный приступ боли. Он рухнул на колени и схватился за голову руками.

Не могу продолжать. Это свыше моих сил.

– Ты разомкнула цепь. Соберись! – зло прошипела матушка Этера. – Из-за тебя он будет страдать дольше!

И я, чувствуя, как холодный пот застилает глаза, заставила себя крепче стиснуть рукоять, подняла нож – он был красным и таким горячим, что кожа на ладонях готова была треснуть. Во рту появился мерзкий металлический привкус, когда я прикусила щеки изнутри.

Ритуал возобновился, клетка запылала так, что стало видно самые темные уголки пещеры. Тени пропали, и это было жутко. Сухой ветер бил в лицо, свистел в ушах, а Ольд больше не кричал, только слабо скулил.

Хотелось подбежать к нему, сломать треклятые прутья, но вместо этого я продолжала выполнять страшный долг. До этого момента я и представить не могла, в чем мне придется участвовать. Как там говорят, убийства противны природе искателей? А это хуже убийства, намного хуже.

И мне не отмыться.

Когда конец последней нити намотался на клинок, свет внезапно погас. Пещера погрузилась в плотную тьму, а ветер стих.

Кто-то заставил магический светильник вспыхнуть, и я увидела бледных растрепанных жриц. Мои сестры смотрели друг на друга испуганными глазами, только лицо матушки Этеры казалось равнодушным. Старейшины медленно направились к клетке, на полу которой калачиком свернулся Ольд. Он едва дышал, но был жив.

Жив и пуст, как сосуд без воды.

Я почувствовала, как на плечо легла ладонь Иниры. Глаза ее были погасшими, а губы – искусанными.

Я молча кивнула ей и поглядела на нож. Кровавый камень насытился и спал в моей руке.

– Все закончилось, – грустно произнесла Инира и посмотрела на матушку Этеру. Та показала жестом, что мы можем быть свободны. Лаара и другие сестры подхватили юбки и, пошатываясь, отправились прочь.

– Можно я возьму тебя за руку, а то голова кружится, – она переплела наши пальцы. Ладони были холодны, как лед.

Рука об руку мы покинули это проклятое место.

* * *

Уже в ночи матушка Этера вызвала меня к себе. Не в святилище, а в свою комнату, куда простому люду хода не было. Она располагалась там, где жили старшие жрицы, но была обособленной, подчеркивая высокий статус.

В широкое окно, забранное тончайшей слюдяной пластиной, струился лунный свет. После ритуала я уснула мертвым сном, не заметила, как глаза закрылись. Разбудила меня только посланница Верховной – девочка десяти лет, недавно поступившая в младшие жрицы.

– Я знаю, что творится в твоей душе, Рамона. Насилие противно нашей природе.

Матушка положила ладонь мне на плечо, пытаясь таким образом подбодрить. Хотелось отшвырнуть ее руку! Я ненавидела себя за участие в варварском ритуале, за свою слабость и трусость, ненавидела Верховную за то, что заставила.

Когда я смогла взять себя в руки и успокоиться, пришло озарение – она могла просто мной манипулировать, знала, куда надавить. У каждого есть постыдная тайна. А своим молчанием, своей реакцией я показала, что матушка права, и моя совесть нечиста! От осознания этого хотелось кричать и рвать волосы – дура! Как я могла так попасться? Если бы Верховная действительно узнала про Ренна и мой побег, так просто бы я не отделалась. Но в тот момент я не могла мыслить здраво, разум отшибло от страха. Я так боялась быть раскрытой, что не стала бороться.

А ведь могла бы. Могла!

К горлу подкатила горечь.