Базар житейской суеты. Часть 3

Но мистеръ Кроли незамтно выкрался изъ комнаты, чтобы взглянуть на своего сыншику, и черезъ минуту снова воротился къ гостямъ, когда развдалъ, что честная Долли утшаетъ ребенка.

Кабинетъ полковника Родона, или правильне, уборная его находилась также въ этихъ верхнихъ областяхъ. Здсь онъ удобно могъ производить свой наблюденія надъ сыномъ. Они видлись регулярно каждое утро, когда полковникъ брился. Родонъ-младшій сидлъ обыкновенно на жестяной картонк подл свсего отца, и наблюдалъ операцію бритья съ неутомимымъ любопытствомъ. Отецъ и сынъ были, повидимому, большими друзьями. Родонъ-старшій приносилъ младшему сладенькія снадобья, остававшіяся отъ десерта, и пряталъ ихъ въ эполетную картонку. Ребенокъ отправлялся на поиски, и смялся отъ души, когда отыскивалъ кладъ. Смялся, но не слишкомъ громко: мама спитъ внизу, и дитя боялось разбудить ее. Мистриссъ Кроли ложилась очень поздно, и рдко вставала раньше двнадцати часовъ.

Родонъ накупилъ малютк коллекцію разныхъ книжекъ съ картинками, и загрузилъ игрушками всю дтскую. Стны ея были укрыты красивыми картинами, купленными отцомъ на наличныя деньги и которыя вс до одной прибивалъ онъ собственными руками. Оканчивая свою постоянную должность въ Гайд-Парк, при особ мистриссъ Кроли, онъ сиживалъ обыкновенно здсь, проводя съ малюткой цлые часы. Никакъ нельзя сказать, чтобы юный Родонъ трепеталъ своего отца, такъ же какъ матери. Онъ садился верхомъ на его колни, дергалъ его за усы, какъ за возжи, и буянилъ неутомимо.

Для дтскій отведена была низенькая комната, и отъ этого обстоятельства однажды чуть не попалъ въ бду юный Родонъ. Когда было ему около пяти лтъ, отецъ, схвативъ его на руки, и бгая съ нимъ по комнат, ударилъ его невзначай головою въ потолокъ съ такою силой, что ребенокъ чуть не выпалъ изъ отцовскихъ рукъ. Мистеръ Кроли остолбенлъ и вытаращилъ глаза.

Родонъ-младшій настроилъ свой губки и лицо для ужаснйшаго плача — на что, конечно, имлъ онъ полное право, если взять въ расчетъ силу полученнаго удара — но лишь только хотлъ онъ развизжаться, отецъ бросилъ на него умоляющій видъ, и сказалъ:

— Ради Бога, не разбуди мамашу, Родя!

И ребенокъ, сдлавъ жалобную мину, закусилъ губки, скрестилъ на груди свои миньятюрныя ручки, и — не пикнулъ. Родонъ съ восторгомъ расказывалъ объ этомъ событіи въ клубахъ, на гуляньяхъ, за общимъ столомъ, всмъ и каждому, кто только хотлъ слушать.

— И вотъ, ей-Богу, господа, чудо что за ребенокъ, настоящій козырь! объяснялъ онъ своимъ слушателямъ. Головёнка его хлопнулась карамболемъ въ потолокъ, а онъ хоть бы пикнулъ, когда езгу сказали, что можетъ разбудить мамашу, ей-Богу!

Иногда, впрочемъ, разъ или два въ недлю, мистриссъ Кроли удостоивала своимъ визитомъ верхнія области, гд жилъ ея сынокъ. Она приходила туда, какъ одушевленная восковая фигура изъ Magasin des-Modes, въ прекрасномъ новомъ плать, чудныхъ перчаткахъ и ботинкахъ. Она улыбалась величественно и благосклонно. Чудные шарфы, кружева и брильянты сверкали вокругъ нея ослпительнымъ блескомъ. На ней всегда была новая шляпка и новые букеты, или великолпныя страусовыя перья, мягкія и блоснжныя, какъ камеліи. Два или три раза она кивала, съ видомъ покровительства, отороплому малютк, оторванному отъ своего обда, или отъ солдатиковъ, которыхъ рисовалъ онъ. Когда Ребекка оставляла комнату, запахъ розы или другія волшебныя благовонія еще долго слышались по всмъ направленіямъ дтской.

Мамаша была въ глазахъ юнаго Родона существомъ неземнымъ, выше всего свта. здить съ нею въ одномъ экипаж казалось для него какимъ-то мистическимъ и страшнымъ обрядомъ. Онъ сидлъ въ коляск на заднемъ мст, и не смлъ ни заикнуться, ни даже пошевельнуть губами. Джентльмены на кургузыхъ скакунахъ безпрестанно подъзжали къ ихъ коляск; улыбались и говорили съ мистриссъ Кроли. О, какимъ искрометнымъ блескомъ лучезарились ея глаза на всхъ этихъ господъ! Ея рука обыкновенно трепетала и граціозно колыхалась, когда они прозжали.

Отправляясь на эти гуіянья съ своей мама, малютка долженъ былъ надвать свой новенькій маленькій кафтанчикъ. Его старая смурая куртка годилась только для дтской. Случалось, въ отсутствіе мистриссъ Кроли, когда горничная Долли убирала его кроватку, юный Родонъ спускался украдкой въ бельэтажъ, въ комнату своей матери. То было волшебное жилище для него, мистическая храмина пышности, блеска, наслажденій. Вотъ онъ, вотъ этотъ гардеробъ, изящный хранитель чудныхъ платьевъ, розовыхъ и голубыхъ, бланжевыхъ, малиновыхъ и блыхъ. Вотъ шкатулка съ брильянтами, какой-то загадочный футляръ, и таинственная бронзовая ручка на уборномъ столик, блистающая сотнями колецъ и перстней. А вотъ гигантское трюмо, чудо искусства, въ которомъ онъ видитъ свою собственную удивляющуюся головку, и отраженіе няньки Долли, странно изуродованной, какъ будто она взбиваетъ и разглаживаетъ его подушки на потолк… «Охъ, какъ хорошо!» восклицаетъ отуманенный Родя.

О, бдный, жалкій мальчикъ!