Беатрис

— Ты не мог бы пояснить свою мысль? — попросила Чарли, удивленная яркостью метафоры.

— Так ведь и он сам, и его приятель… как его там, черт…?

— Давид Юландер? — подсказала Чарли.

— Вот именно. Никто из них не чужд… — он приложил палец к одной ноздре и сделал вид, что вдыхает кокаин.

— А ты откуда знаешь?

— А ты как думаешь?

— Ты что, продавал им?

— На этот вопрос я отвечать не собираюсь. Я хоть и дурак, но не настолько. Но, поверь мне, я знаю.

— Это серьезная… в смысле, зависимость? — спросил Андерс.

— Такие, как Густав и Давид, в настоящую зависимость не впадают. У них зависимость только от денег и власти. Но на вечеринке оба любят прикайфнуться. С третьим дело обстоит хуже.

— С третьим? — переспросила Чарли.

— Да, — подтвердил Никлас. — Тот бедняга, которого потом выдавили. Он чертовски обиделся.

— Ты о ком говоришь? — спросил Андерс.

— Черно-белый, — ответил Никлас. — Не знаю, как его зовут на самом деле. Антон! — крикнул он. — Как настоящее имя Черно-белого?

Антон снова вышел в кухню.

— Ты чего орешь? — спросил он.

— Я просто хотел спросить, как на самом деле зовут Черно-белого.

— Кажется… нет, черт, я не знаю. Я думал, его так и зовут — Черно-белый.

— Это просто прозвище, — пожал плечами Никлас. — Сам сообрази.

— Да не знаю я, черт меня дери, — буркнул Антон.

Никлас обернулся к Чарли и объяснил:

— Он, типа, белый на одной стороне — кожа, волосы, все. Очень забавно выглядит.

— Он что-то натворил? — спросил Антон. Он тем временем подошел к холодильнику и теперь обозревал совершенно пустые полки.

— Нет, это про Фридину малявку, — пояснил Николас. — Ее кто-то уволок.

— Черно-белый? — спросил Антон. Закрыв дверь холодильника, он уставился на них.

— Нет, — ответила Чарли.

— Но мы должны что-нибудь предпринять! — воскликнул Антон. — Как там Фрида?

— Ты знаешь Фриду? — спросила Чарли. — Вы с ней… друзья?

— Мы с ней учились в одном классе с первого по девятый, и поначалу она вела себя довольно странно. Всегда держалась одна, на переменках сидела и читала. Но потом с ней что-то случилось. Кажется, летом после восьмого… и она вдруг… — Он поднес сложенную лодочкой ладонь к груди, желая показать, что же произошло тем летом. — Она стала просто офигенно красивая.

— Да брось, Антон! — фыркнул Никлас. — Между прочим, ты говоришь о моей сестре!

— Я просто говорю, как есть, — ответил Антон. — Я хочу сказать — всякий парень, у кого были глаза и сердце, мечтал о Фриде. К тому же с ней было весело, — продолжал он, словно понял это только сейчас. — Интересно общаться. Но потом, когда она сошлась с этим придурком, она словно увяла. Просто больно видеть.

— Вот именно, а могла бы пропить свою жизнь, как мы с тобой, — вставил Никлас, — вместо того, чтобы выходить замуж за миллиардера.

Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон, и Антон исчез.

Андерс решил продолжить тему, с которой они сбились, когда появился Антон.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что его выдавили? — спросил он. — Этого третьего, Черно-белого?

— Я точно не знаю, — ответил Никлас, — но он что-то бухтел об этом по пьяной лавочке, типа что Густав и Давид трахнули его в зад… в смысле, не буквально…

— Мы поняли, — нетерпеливо проговорила Чарли. — А еще что-нибудь он сказал? Рассказывал, как именно они его обманули?

Никлас покачал головой. Не то чтобы они сидели и вели какие-то глубокие беседы, а он вообще не в состоянии долго слушать людей, которые считают, что их облапошили. Надоело это.

— Стало быть, ты не знаешь, насколько это правда? — спросил Андерс.

— Уверен — что-то в этом есть, — ответил Никлас. — Уж если я что и знаю о Густаве Пальмгрене, так это то, что он аморальный тип.

— Вы с ним ссорились? — спросила Чарли.

Никлас наморщил лоб и ответил, что не помнит, но он наверняка звонил зятю по пьяни и обзывал его всякими словами.

— Почему?

— А разве я не сказал?

— Ты сказал, что Густав аморальный тип.

— И скряга, — добавил Никлас. — Аморальный тип и скряга.

— Вы ругались из-за денег?

— Нет, это я только с сеструхой ругался.

— У тебя есть долги? — спросила Чарли.

— Что ты хочешь сказать?

— Это имеет значение, если у тебя есть связи с преступным миром, — сказал Андерс. — Тебе нужны деньги, и…

— Надеюсь, я не имею связей с людьми, которые похищают детей.

— Кстати, о детях, — вставила Чарли. — Ты не мог бы рассказать, что произошло десять лет назад?

— Ты имеешь в виду что-то конкретное? — спросил Никлас, но его застывшее выражение лица явно свидетельствовало: он понял, о чем она спрашивает.

— Я имею в виду ребенка, которого ты изнасиловал.

— Какого дьявола! — Никлас вскочил и сделал три быстрых шага к Чарли. Прежде, чем она успела подняться, между ними встал Андерс.

— Сядь, — проговорил Андерс грозно.

Никлас повиновался.

Чарли не знала, как она себя чувствует — приниженной или защищенной. Она и сама могла попросить его сесть.

— Рассказывай, — сказал Андерс строго. — Расскажи нам о той девочке.

— Я ее не насиловал, — ответил Никлас. — Она сама хотела, а я не знал, что она такая малявка, и к тому же я отсидел свой срок. Сами можете прочесть это… в каких-нибудь ваших бумагах.