Бедабеда

– Настя… Надо было Нинку слушаться. Вы же знаете: ее сыновья выросли отличными парнями. Настоящие мужики. Я все убеждала себя в том, что у нее мальчики, а у меня девочка. Нельзя сравнивать. А теперь думаю – какая разница? Я вот себя подвела, получается… Когда мы бездарно проигрывали, Димдимыч говорил: «Вы не команду подвели, вы себя подвели». Нинкины сыновья женились, но внуками пока мать не порадовали. Зато невестки панически боятся свекровь и стараются ей угодить. Обе умом не блещут, зато по хозяйству шуршат и мужей встречают не просто готовым ужином, а уже на тарелки выложенным. Разве что тапочки на груди не греют к возвращению мужей. Нинка смеется и говорит, что ее сыновья предпочитают женщин с лоботомией мозга. А Ярик с Гариком до сих пор смотрят на мать, как на тренера, который сейчас отправит делать сто отжиманий или заставит бежать три километра за пятнадцать минут. Впрочем, все детство Нинка так и воспитывала сыновей, по секундомеру. Я вам рассказывала. Юрка, Нинкин муж, всегда держался за сердце, когда жена устраивала детям выволочку, и как мог прикрывал сыновей. Те тоже быстро разобрались, кто в доме самый добрый, и в случае чего бежали к отцу. Ведь только своего мужа – ипохондрика, зануду, пессимиста – Нинка слушалась беспрекословно. И любила его искренне, все годы, считая, что он лучший мужчина на свете. До сих пор так считает. Знаете, я всегда по-хорошему ей завидовала: ее способности любить, принимать и не утраченной с годами легкости. Как и неутерянному желанию гулять, пить, есть, да и просто жить на всю катушку.

Нинка всегда была зачинщицей всех побегов и гулянок. Именно она первой попробовала курить. И учила меня. Мы дымили за забором, держа сигарету в левой руке. Обязательно в левой. Как-то на тренировке после «перекура» Нинка сделала замах для подачи, а Димдимыч стоял рядом. Естественно, он сразу почувствовал табачный запах.

– Нинка, быстро подошла! – заорал Димдимыч. – Руку протянула! С кем курила? Сказала немедленно!

Нинка молчала как партизанка.

– Так, или признаешься и вечером бежишь полтора километра с ускорением или бежишь одна за всю компанию трешечку.

– Со мной, – призналась я вместо Нинки.

– Вот, сразу видно – командный дух! – обрадовался Димдимыч. Вечером мы бежали с Нинкой полтора километра с ускорением. Тренер следил, попивая из фляжки коньяк, и орал на нас в матюгальник на весь стадион.

– Матюгальник? – удивилась Анна.

– Да. Как у милиции. Тогда же микрофонов не было, вот у тренеров тоже были такие матюгальники, – рассмеялась Людмила Никандровна. – Знаете, что дают спорт и сборы? Ощущение силы, того, что ты не умрешь. Потому что уже давно бы умер на марафоне или после шестичасовой тренировки. Но попил водички, и снова играешь, или бежишь, или пресс качаешь. Мы были сильными, наглыми, ничего не боялись. А еще было ощущение свободы. Немыслимое. Мы сидели, запертые в пансионате, не могли шаг влево сделать без разрешения тренера, а чувствовали себя свободными. Не знаю, к чему вдруг я это вспомнила.

– А этот Юрасик, муж Нинки, он тоже спортсмен? – спросила Анна.

– Нет. Он врач-офтальмолог, – рассмеялась Людмила Никандровна. – Нинка поклялась не выходить замуж за спортсмена. Была у нее первая несчастная любовь.

Мы же вообще с мальчиками общаться не умели. С нашими парнями из команды – да. Но они были друзьями. Если нас задирали другие ребята, то мы или мячом могли влупить, или нашим парням пожаловаться, и тогда они могли «случайно» задеть мячом так, что обидчик в раздевалку улетал и головой все шкафчики пересчитывал. Конечно, нас дразнили – «доска два соска», «жирафа», «достань воробушка», «каланча». А тут Нинка влюбилась по уши, да еще и в Сашку Петрова, фигуриста, главного красавца на сборах. Все девочки от него млели. Что уж в этом Сашке находили, неизвестно – может, челку и достаточно длинные волосы. Наши парни все ходили бритые, с куцым чубчиком. Воняли страшно, хохотали, матерились, могли шлепнуть нас по попе в качестве приветствия. А Сашка – нежный одиночник, челочка эта, вихры на затылке. Модный – мать работала переводчицей, сопровождала группы и привозила сыну шмотки и всякие ручки, ластики, фломастеры. Сашка считал себя чуть ли не принцем. Нинка, выше его на полторы головы, просто с ума по нему сходила. Ну и призналась ему в чувствах, зажав в раздевалке между шкафчиками: мол, выбирай – или я, или все эти тощие фигуристки.

– Ну ты же это, жирафа и доска два соска. – Сашка, видимо, от страха и неожиданности совсем мозгами тронулся, раз решил соединить в одном предложении два самых надоевших прозвища.