Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Фундаментальные понятия юридического позитивизма обладали функциями утаивания. Понятие юридического лица, как мы видели, является социальной маской. Оно скрывает носителя, но оно его не устраняет, о нем еще можно догадываться. В период конкуренции не было необходимости, чтобы владелец собственности исчезал, так как он не осуществлял большой экономической или социальной власти как индивид. Только совокупность людей, система осуществляла власть над людьми. В монополистическом капитализме, с другой стороны, чрезмерная власть командования сконцентрирована в нескольких руках. Такое положение дел было бы быстро обнаружено, если бы маски были сняты.

Институционализм, теория права монополистического государства допускает, что маска правовой теории исчезает, но вместе с ней исчезает и ее носитель, владелец собственности. Институционалисты говорят не о собственнике, а об институте. Они говорят не о юридическом лице, но о заводе и предприятии. Государство как таковое также исчезает, так как в позитивизме это понятие скрывало тот факт, что на самом деле суверенитет, приписываемый государству, осуществляла социальная группа. Когда политическая власть сконцентрирована так сильно, как в фашистском государстве, становится желательным заменить понятие государства и его суверенитета общностью и ее вождем. Государство теперь характеризуется как Gestalt,

как политический Gestalt немецкого народа.

Там, где монополистическая экономика существует при демократических формах правления, там прогрессивные элементы, особенно профсоюзы, могут принимать институциональную теорию как оправдание социальной реформы, поскольку она оказывается ближе к действительности, чем юридический позитивизм. Когда завод, предприятие, акционерное общество и монополия объявляются социальными институтами, то это способ выразить тот факт, что собственность уже не частный вопрос, а социально значимый институт. Приближение к действительности является тем не менее односторонним, поскольку есть опасность, что институт будет отделен от социального соотношения сил и станет непостижимым. Доктрины трудового права всех профсоюзов за пределами Советского Союза и национал-социалистической Германии развивались, отталкиваясь от институционалистских понятий. В Англии под влиянием теории Genossenschaß

Гирке и консерваторы и фабианцы приняли институционалистскую теорию для построения нового отношения между государством и обществом. Во Франции она была в первую очередь принята неотомистами под влиянием папской энциклики Quadragesima Anno.

Отрыв института от социального отношения завершается при национал-социализме. Институционалистская тенденция к объединению, пишет ведущий немецкий теоретик, «характеризуется тем фактом, что разрушительные диалектические групповые формирования в теле народа — рабочий и предприниматель, арендодатель и арендатор, город и деревня — ассимилируются в синтетических, главным образом сословных [reichsstandische]

объединениях. Юридическая структура, полученная из такого принципа конструирования, находит свое оправдание в том факте, что военные и профессиональные объединения — это выражение естественного строя народной жизни, при котором ряд законов, созданных профессиональными и сословными группами, оказывается оптимальным принципом добровольного и упорядоченного развития права».[882] Национал-социалисты избегают слова «институционализм» прежде всего, «чтобы сохранить дистанцию с неотомизмом».[883]

Они предпочитают говорить о «юридическом порядке и структуре [или общности] мышления», или Sachgestaltungsdenken, то есть мышления, которое формируется потребностями конкретной ситуации. По крайней мере они молчаливо допускают тесную связь с монополистическим капитализмом.

Институционализм тем не менее не удерживает свою монополию в фашистском государстве. Элементы десизионизма сохраняются и приобретают огромную силу при замене рационального права политическим командованием. Институционализм никогда не может определить, какой институт в данной ситуации является «первоначальным», а какой просто создан для определенной цели. Он никогда не может определить, какая степень вмешательства и какая норма является адекватной в конкретной ситуации. Он не может, например, определить конкретную позицию товарищей по расе. Эти решения принимаются различными машинами, партией, армией, бюрократией и промышленностью, через своих лидеров.