Беглая принцесса и прочие неприятности. Военно-магическое училище

Он отмахнулся и застрочил с еще бо́льшим энтузиазмом. Очередной листок отправился в кучу. Герман не на шутку встревожился, подошел к брату и присел рядом, взял верхнюю бумажку и прочитал написанные на ней слова.

Берт отвлекся и посмотрел на Германа сияющим, полубезумным взглядом.

– Ты все вспомнил? – спросил Герман растерянно. – Но когда? Почему ты молчал?

Берт виновато улыбнулся.

– Ты не рад? Я помню тебя, помню, как мы дружили. Дерево помню, страшное такое, я выцарапал на нем наши имена. Герман, они возвращаются, мои воспоминания! Я не знаю почему, но я как будто вижу их, как картинки.

– Когда это началось?

Берт замотал головой:

– Не знаю… Сначала я думал, что это просто сны, а сегодня все понял. Ночью. Проснулся и сразу начал записывать. Вот, смотри. – Он порылся в кипе бумаг и сунул ему в руки листочек. – Это имя моей матери. Да? А это, это Нелли, горничная мамы. Ты понимаешь?

Герман понимал только то, что скоро снова потеряет друга, на этот раз – милого, мягкого, наивного Берта. Как и обещал Вальтер, когда настоящий принц вернется, Герману это причинит боль.

– Здорово, – через силу улыбнулся он. – Поздравляю.

– Это совершенно ничего не меняет. – Альберт решительно нахмурил светлые брови. – Разве теперь ты перестанешь считать меня своим другом?

– Нет, но… – Герман замолчал, не зная, в чем именно проблема на самом деле. – Теперь ты точно знаешь, что ты принц, будущий король целого мира. Ты должен вернуться в Ландри, твой отец в курсе, что ты жив.

Берт улыбнулся и взъерошил волосы.

– Я знаю. Но не вернусь во дворец, пока не получу диплом и не стану настоящим магом. И пока мы не спасем Стефанию, ты же хочешь, чтобы мы спасли ее. Только вместе у нас получится, и никак иначе.

Герман и не думал, что разговор заведет их в эту сторону. Он растерянно потер висок.

– А ты помнишь, кто сделал это с тобой? Имя, лицо, хоть что-то?

Берт покачал головой:

– Нет, до этого я еще не дошел, наверное, нужно подождать. Так ты прощаешь меня?

– За что?

– За то, что я снова стану другим. – Берт выглядел сконфуженным. – Все привыкли видеть меня тем, кем я стал после работы менталиста. Но что, если настоящий я им не понравлюсь?

Герман вспомнил похожий разговор в самом начале их совместной учебы и поспешил успокоить брата:

– Поверь мне, разница не настолько бросается в глаза. Но лучше, наверное, будет признаться ребятам. Хотя это решать только тебе.

Берт задумался, а Герман пытался разобраться в собственных ощущениях. Испытывал ли он облегчение от того, что ситуация фактически разрешилась сама собой? Или чувствовал, что больше не имеет над «неразумным» братом власти, которую давала его осведомленность об их общем прошлом? Все так перепуталось.

– И ты меня прости, – сказал он наконец. Берт округлил глаза:

– За что?!

– За то, что эгоистично желал, чтобы все осталось как есть. Так мне казалось, что пропасть между нами становится меньше.

– Нет никакой пропасти, – улыбнулся Берт и взял Германа за руку. – Я всегда любил тебя, даже не зная, что ты мой брат. И это не изменится никогда. Только теперь мне кажется, что я знаю тебя даже еще лучше и от этого люблю еще сильнее.

С верхней полки послышалось шуршание и недовольный голос Рене едко прокомментировал:

– А теперь целуйтесь. Развели тут слюни-сопли.

Берт засмеялся, и Герман был вынужден признать, что они и правда устроили трагедию на пустом месте. Сигнал будильника разбудил Ситри, она шумно зевнула, вылезла из-под одеяла и потребовала объяснить, что тут происходит.

– Ко мне вернулась память, – сразу сообщил Берт без лишних предисловий. – Точнее, возвращается, но я уже точно помню, кто я и откуда.

Эффект не заставил себя ждать, но был не совсем таким, каким его ожидал Герман. Ситри резко побледнела, почти до синевы, поднялась с кровати и так выпрямила спину, что позвоночник должен был сломаться.

– Все ясно, – сказала она бесстрастным голосом. – Я очень рада, ваше высочество.

И, больше не проронив ни слова, развернулась и вышла.

Даже у Рене не сразу нашлось, что на это пошутить, поэтому он только присвистнул и покачал головой:

– Горячая штучка. Мне показалось или это бабская истерика?

Альберт проводил Ситри взглядом и побежал догонять.

– Я ничего не понимаю, – жалобно протянул Рене. – Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? В чем проблема-то, а? Ясно же было, что память рано или поздно вернется сама или ее кто-нибудь вобьет ему обратно в голову. В честь чего переполох?

Поразительно, но самый ушлый и сообразительный из их компании так и не понял, что Ситри влюблена в Альберта, а вот Герман уже какое-то время это ощущал. И так же, как сам Герман иногда чувствовал себя недостойным своей принцессы, думала, что не подходит кронпринцу Ландри. А если уж девушка что-то для себя решила…

Рене зарычал, яростно дергая себя за рыжие лохмы.

– А-а-а-а! Что за бред? Они что, тоже парочка?!

На что Герман спокойно ответил:

– Предполагаю, что это возможно.

– Вы меня убиваете, люди, – простонал Рене. – Ну просто каждой твари по паре, а я что? Самый рыжий?

Герман подошел и похлопал друга по плечу:

– Прости, но это действительно так.